Мариупольцы. Свои и чужие. Остаться человеком...

Давно не писала... Поднакопилось... Собралась с духом и решила рассказать обо всем сразу. Начну, как всегда, со своего города. Мариуполь, мой Мариуполь, остается для меня самой главной темой, самой болезненной и щемящей. Странный город. Контрастный. Не в плане городских застроек или каких-то памятных мест. Нет. Странен он и непонятен жителями. Меня всегда поражало их долготерпение и скрытность, граничащая с равнодушием. И всегда восхищало это неожиданное и яростное, как взрыв, выплескивание того, что так долго скрывалось под маской равнодушия и житейского пофигизма.

Лето. В разгаре пляжный сезон. Город полон приезжими. Странно, но раньше я не замечала особой разницы между коренными «мариупольчанами» и гостями города. Сейчас это просто бросается в глаза. Они другие. Особенно это заметно по женщинам. Я уже не раз говорила о красоте наших «мариупольчанок». Да. В моем городе очень много красивых женщин. Очень! Каждая прекрасна по своему. Но всех их объединяет одно. Они самодостаточны. Наши женщины смело и прямо смотрят в глаза. Они уверенны в себе и в своей привлекательности. Всегда и везде. В театре, в кафе, на пляже, в парке, в магазине или на рынке, в офисе или в заводских цехах они остаются истинными женщинами. Гордыми, уверенными, смелыми и привлекательными.

В их прямых взглядах не читается зависть, а только вызов или заинтересованность:
«Вот этот „фасончик” смотрится отлично. Надо и мне перенять. Супер укладка. Волосок к волоску. Надо сказать своему стилисту, что тоже хочу такую, а еще лучше подойти и попросить телефон мастера. Чудесные босоножки. Интересно, где она их брала? Даже не думай засматриваться на моего мужа! Дохлый номер! Я лучше!»

Примерно так. Поверьте, я знаю, ибо сама такая же «мариупольчанка» и тоже умею разговаривать глазами.

Чужие этого не умеют. Они вообще не смотрят в глаза. Какие-то серые, не яркие, словно запыленные отсталостью и убогостью. Бросающиеся в глаза своею жалкой безвкусицей и внутренней скованность. Одним словом чужие. И еще они везде жрут. В пригородном автобусе, когда всем выводком направляются в Мелекино или Юрьевку... В поезде, не дожидаясь отправления. На пляже, едва угнездившись на подстилке...

Они тут же достают пакетики и свертки и начинают жрать сало, помидоры, яйца. На пляж они могут еще притащить котлеты и варенную картошку. Омерзительное зрелище. Они не сидят в летних кафе с друзьями за чашечкой кофе или с красивыми и соблазнительными шариками мороженного десерта. Не консультируются с продавцами в магазинах и не выходят из примерочной для того, чтобы подруги или муж оценили как смотрится на них та или иная обновка... Зажатые. Наверное, это слово лучше всего характеризует их. Это я могу сказать о женщинах. Чужие мужчины наглые, грубые и трусовато агрессивные.

Прошлая неделя запомнилась одуряющей жарой. К вечеру пляж, как всегда, переполнен. Коренные жители приходят или приезжают к морю после работы, когда зной уже не так изнурителен, а сидение в четырех стенах становится невыносимым. К морю. В теплую и ласковую воду. На уже остывающий морской песок. Отдохнуть, освежиться и успеть получить свою порцию загара. Чужие оккупируют пляж с утра, занимая как можно больше площади в тени деревьев, чтобы (не дай Бог) не протухли котлеты и не завонялась колбаса...

Я сразу заметила одно такое семейство... Хотела уже поискать другое место, но уж больно привыкла именно здесь загорать. Рядом спуск и «кафешка», в которой всегда можно купить прохладные напитки, и до душа с пресной водой совсем не далеко... Дудки! Это мое место! Мне здесь удобно и нравится. Предвкушая удовольствие от отдыха, расположилась на полотенце и достала книгу.

Долго наслаждаться покоем мне не пришлось. Семейство «воняло» салом и чесноком. Чавкало помидорами. Стучало яйцами. Хлюпало пивом. Дети галдели и носились с кусками какой-то еды в грязных руках, умудряясь загребать и разбрасывать песок во все стороны. Особенно они доставали одну девушку, которая, на беду, находилась между ними и морем... Та долго терпела и, наконец, не выдержав, вежливо попросила родителей приструнить свой выводок.

И тут началось! Мамаша молчала, отвернувшись и игнорируя просьбу, а папаша гнусаво и злобно начал выкрикивать что-то типа:

«Зажрались здесь, сволочи! Зажирели! Дети им, видите ли, мешают! Вот своих нарожай и тогда командуй! Разбогатели тут и зажрались! Градов на вас нету! Всех бы к чертовой матери пострелять!»...

И дальше в том же духе на фоне далекой канонады из района Широкино... Люди вокруг насторожились. Стали прислушиваться. Все взоры обратились в сторону семейства и изрыгающего угрозы папашки. Ощутив себя в центре внимания, этот моральный урод, стал орать еще громче.... И тут я возликовала! Терпеливые и, на первый взгляд, равнодушные мариупольцы, на этот раз не стерпели такого хамства. Сначала последовала четкая и внятная команда: «Заткнись, урод!». А потом поднялся один мужчина крепкого телосложения, и молча направился в сторону семейства. За ним еще один. И еще... Как-то быстро и слаженно, не опускаясь до ругани, мужчины окружили чужих и подняв с подстилки струсившего хама, заставили его извиниться перед девушкой и вообще перед всеми мариупольцами. Дали им пять минут на то чтобы собрать свои «монатки» и уйти с пляжа. И пока присмиревшие чужие паковали остатки своего пиршества и, подхватив пожитки, брели прочь, мариупольцы молча стояли и провожали их жесткими взглядами, а потом, как ни в чем не бывало, разошлись и продолжили отдыхать...

Я никогда раньше не замечала такого нетерпимого отношения к приезжим. Напротив. Каждое лето мой дом переполнялся гостями. Приезжали родственники, друзья или друзья друзей, чтобы отдохнуть на море, позагорать и покупаться вволю. И это нашествие всегда воспринималось как само собою разумеющееся. Я ведь живу у моря! И часто мои гости говорили, что можно гулять по Мариуполю не переживая о том, что заблудишься и не сможешь вернуться домой. Что можно обратиться к любому встречному и он обстоятельно объяснит как пройти или проехать в то или иное место. Что люди у нас в городе очень доброжелательны и отзывчивы.

Так было раньше. Сейчас по другому. Иногда мне кажется, что мариупольцы ждут любой малейший повод, чтобы выразить свое презрение к чужим и «понаехавшим»... Это и демонстративное недоброжелательство продавцов на рынке, когда они всем своим видом молча и небрежно отвешивают товар чуть ли не швыряя его чужим... И тут же радушно улыбаются и охотно предлагают «свеженькое» и «вкусненькое» своим, не мало не заботясь, что чужой еще не отошел от прилавка и видит столь разительную перемену в настроении продавца. Это и отказ водителей «маршруток» везти того или другого хама и пассажиры с удовольствием выталкивают чужаков из автобуса. Это и вот такое «вежливое» выдворение с пляжа... И даже просто игнорирование на улице, когда одним только своим высокомерным видом пресекаешь всякую попытку обратиться к тебе за помощью... Мы изменились. Нет. Не так. Мы научились их «вычислять» и отгораживаться. Мы умеем четко определять «рогулей и западенцев».

И не важно приехали они на время отпуска или переселились поближе к своим воякам. Они для нас чужие. К другим гостям города отношение не изменилось. Но не все так однозначно.

Мне бы не хотелось, чтобы сложилось однобокое мнение о мариупольцах. Все гораздо сложнее. Иногда я восхищаюсь ними, иногда презираю, иногда потешаюсь или негодую... Сложный город. Сложные люди.

Отсутствовала в городе неделю.

Вернулась и обнаружила в дверях записку:
«Вы забыли внести оплату за пользование домофоном.»

Действительно забыла. Быстренько заполнила квитанцию и побежала в «ОщадБанк»...

Здесь ничто не изменилось. Те же очереди, та же бестолковщина и духота. Очереди три. Одна, самая маленькая, на оформление и получение карточек. Вторая, побольше и быстрее движущаяся, на оплату всевозможных платежей, в том числе и коммунальных. Третья, самая большая и самая медленная, на получение пенсий. В этой очереди стоят одни старики. Самые неприспособленные и закостенелые в своем старческом мироощущении. Самые беспомощные и бестолковые настолько, что не в состоянии воспользоваться банкоматом (из упрямой боязни прогресса) и по старинке, доверяющие только «живому» кассиру. Мне всегда было жалко стариков. Именно из-за их беспомощности и беззащитности. Всегда. Но не в этот день...

К окошку кассы, игнорируя очередь, пробирается старик. С трудом волочит ноги, опираясь на костыль. Протягивает дрожащую руку с пенсионным удостоверением в окошко и надтреснувшим голосом просит кассира: «Посмотри, девочка. Мне пришла пенсия?» Очередь мгновенно очнулась от сонной одури и дружно окрысившись, накинулась на этого старика.

— А ну встань в очередь! Ты тут не стоял! Я вот за этой женщиной, а она за той...
— Да мне только спросить...
— Мне тоже только спросить, а я занял и стою как все!
— Тут вон та с ребенком тоже только спросить и уже полтора часа торчит у кассира! Я не могу стоять. Я болен...
— Тут все не могут! Тут все больные!

Возле окошка в кассу действительно стоит молодая женщина. Одной рукой она прижимает младенца, а другой заполняет какие-то бумаги... Душно. Малыш устал и жалобно похныкивает. Мамочка покачивает его успокаивая и торопится поскорее закончить с бюрократической писаниной. Она тоже устала. Вероятно, только первый раз пришла за получением каких-то пособий или алиментов. Совсем молоденькая еще... Ее злобно торопят, стоящие за нею в очереди. Шипят в спину. Отпускают реплики... А она, чувствуя всеобщую недоброжелательность, совсем растерялась...

Я смотрела на изборожденные морщинами лица орущих людей и не могла побороть все возрастающее презрение к ним. Жалкие и злобные. Они готовы порвать любого, кто слабее них и кто случайно встанет между ними и их нищенской подачкой в виде пенсии. Они готовы убить тех, кто находится в таком же положении, как и они сами или, на беду, еще более беспомощен, чем они. Жалкие, злобные, морально изуродованные. Они безропотно тащат свои жалкие пенсии в оплату за непомерные жилищно-коммунальные услуги, но им даже в голову не придет направить свою злобу и гнев на тех, кто сотворил с ними такое. На тех, кто поставил их на грань выживания! Нет! Они будут рвать слабейшего и никогда не посмеют вякнуть на сильнейшего. Рабы. И это тоже мариупольцы.

Оттолкнула орущих старух. Подошла к мамочке.

— Позвольте, я подержу Вашего малыша, а Вы сможете спокойно оформить все документы. Не волнуйтесь. Я буду здесь. Рядом с Вами.

Беру на руки теплый доверчивый сверток из которого на меня сразу же изучающе уставились огромные синие глазенки.

— Здравствуй, человек. Ну и как тебе жизнь? Еще не разобрался? Ничего. У тебя все еще впереди. И не обращай внимания на этих людей. Они просто устали. Устали от нищеты и неуверенности в завтрашнем дне. Устали от несправедливости и обид. Это пройдет. Поверь, они тоже умеют смеяться и радоваться. Ну... по крайней мере еще не разучились. Самое главное это то, что ты пришел в этот мир человеком! И этот мир прекрасен. В нем столько всего интересного, красивого, доброго... В нем даже есть любовь! Да-да! Самая настоящая! И однажды ты ее узнаешь! Впрочем, у тебя она уже есть. Твоя мама тебя любит. И она покажет тебе все самое прекрасное, что есть в этом мире. Ты уже сделал одно важное дело — ты родился человеком! Теперь тебе предстоит еще одно очень важное и трудное — остаться человеком! Ты пообещаешь мне? Пообещаешь, что чтобы не случилось, как бы не сложилось, ты навсегда останешься человеком? Обещаешь?

Виктория Незнанская