Сколько стоит один человек? На этот вопрос неприлично отвечать тем, кто верит в высшую ценность человеческой жизни. Однако для некоторых подобный вопрос — смысл существования.
Поражает та лёгкость, с которой в США нашли жертву для учинения публичной расправы. Понятно, что в истории обеих Америк было огромное количество гораздо более кровавых историй, но то было два-два с половиной века назад. Сегодняшние мы — все сплошь передовые и современные, то есть научились уважать и оберегать жизнь каждого человека. Впрочем, не тут-то было: оказалось, люди спокойно себе делятся на четыре категории: жертвы на заклание, порох для воспламенения, механизмы для подавления и особо оберегаемая каста привилегированных сверхизбранных, которые полагают, что им по силам мировое господство и которые сами себе списывают все прегрешения. Тур окончен, играй заново.
В биографии Льва Николаевича Толстого был один эпизод, который оказал на него тягостное воздействие. Весна 1857 года, Париж. Молодой офицер-жизнеиспытатель отправляется в первую свою заграничную поездку. Цель — познать мир и найти истину. Первое, с чем пришлось столкнуться — повсюду грязь. И ладно бы только физическая — это было бы полбеды. Первое общественное зрелище, на котором довелось присутствовать Льву Николаевичу — сцена казни на гильотине молодого крепкого парня, непонятно в чём провинившегося. Толстой сам происходил из страны, в которой верующая женщина Елизавета Петровна в середине ещё предыдущего века отменила смертную казнь. Впервые в общеевропейской практике. На него вид изуродованного тела, недавно ещё пышащего полнокровной жизнью, произвёл столь жуткое впечатление, что будущий автор «Войны и мира» и «Воскресения» без промедлений покинул Париж, поклявшись в мыслях никогда не возвращаться в этот человеконенавидящий город. И сдержал данное себе слово.
Чем мы хуже того Парижа, подумали на другом конце океана. Помутнение общественных масс и вылившаяся на улицы животная ненависть стали результатом тщательно спланированной пиар-пропагандистской кампании, целей которой не скрывает ни одна из участвующих в ней сторон.
Пасьянс страшен в своей незамысловатости: белый человек убивает чёрного, чёрный человек убивает белого. Итогов может быть два: либо действующий носитель власти устраивает показательную контррреволюцию и силой подавляет посеянный хаос, либо технологи будущего носителя власти одерживают ряд тактических побед и ниспровергают устои мира. Первый тяготеет к национальному фундаментализму, а вторые давно и намертво уверовали в квазисвятой принцип «нет у революции конца». Троцкий Лев Давидович начинал в Америке — в Америке и окончил. Это далеко неспроста.
А с другой стороны, куда ни посмотри, всё равно грязь, потому что, возможно, те картинки, что транслируются из той далёкой страны — это наше коллективное будущее. Если человека продолжат обесчеловечивать, лишая его знаний о мире и о себе. Отдаляя и отделяя его от просвещения, медицины, нравственных устоев, духовных ориентиров, семейных скреп, домашнего очага, интеллектуальной самодостаточности, творческой энергии, родовых традиций. Предлагая взамен «американскую мечту», которая всегда была ложноориентирующей эфемерой.
Если мы захотим отпустить все факторы сдерживания в виде надоевших морально-этических условностей, то нас с вами ждёт такой же сценарий, такая же Америка лет через десять-пятнадцать. Нам экзистенциально повезло потому, что мы застряли в постсоветском лимбе, но там, впереди, отчётливо манит сверкающими огоньками совершенно другое заведение, над которым виднеется недвусмысленная надпись «Desine sperare qui hic intras».
Как только человек позволяет себе начать глядеть в Наполеоны, он увлекается и не может соскочить с этой падающей балки. Одержимость собственной исключительностью предопределяет неизбежную катастрофу. Тот Новый свет, что впитал в себя все духовные чёрные дыры и мировоззренческие искривления старого, изначально строится на такой одержимости. Мы другие. Абсолютно убеждён, что у нас есть две главные вакцины от этой напасти — православие и опыт советского строя. Они из года в год доказывают свою эффективность. И глядя на это со стороны, подобно Толстому в Париже, мы ещё раз убедимся в правильности нашего пути.+
Александр Филей, Латвия
Рутинная дискриминация русских в Проебалтике рано или поздно приведет к своему «Миннеаполису»
На фоне продолжающихся беспорядков афроамериканцев в США и массовых акций в их поддержку в Европе почти незаметно продолжается рутинная дискриминация русскоязычного населения в странах Балтии. Притеснения русских в Прибалтике с начала 1990-х сравнивали с худшими практиками времен расовой сегрегации в США. Сегодня Эстония, Латвия и Литва могут воочию наблюдать, чем спустя десятилетия грозит аукнуться политика маргинализации национального меньшинства.
В Латвии закрывают государственный телеканал для русскоязычного населения. Национальный совет по электронным СМИ пришел к выводу, что русские Латвии все равно не смотрят снимающиеся для них программы на русском языке, поэтому пускай уже канал LTV7 вещает только на латышском.
Опять же, концепция «латышской Латвии» только так и предписывает.
Возможно, латвийские русские и смотрели бы русскоязычные программы LTV7, если бы им там показывали что-то действительно важное и значимое для них, а не промывали мозги унылой, как латышские дайны, государственной пропагандой. Исходили из их мнений и интересов, поддерживали обратную связь.
Однако такая коммуникация между этнократическим государством и русскоязычным меньшинством невозможна по определению.
Поэтому русских Латвии последовательно лишают медийных площадок для представительства их мнений и самовыражения.
Этой весной в Латвии разогнали новостную службу Первого балтийского канала. ПБК теперь в чистом виде ретранслятор программ российского Первого канала — латвийским средством массовой информации он не является. Задолго до этого был закрыт русскоязычный телеканал ТV5. Теперь латвийские власти решили, что если русские не хотят смотреть «правильные» программы LTV7 на русском, то будут смотреть их на латышском. Быстрее ассимилируются и станут латышами.
Однако русские не смотрят латышское ТВ, не слушают латышское радио, не читают латышские газеты и сайты. Они не для них вещают и издаются, поэтому русскоязычное население целиком погружается в российские СМИ. И выпадает из информационного пространства Латвии.
Русскоязычные ментально все меньше живут в одной стране одной жизнью с латышским большинством населения, которое формирует власть. Такое называется политической маргинализацией — превращением большой социальной группы в изгоев, отторгнутых от государства и привилегированной части общества.
Курс на маргинализацию русскоязычного меньшинства в Прибалтике проводится с момента выхода Литвы, Латвии и Эстонии из состава СССР.
Первое, чем ознаменовалось «восстановление независимости» Латвии и Эстонии, — лишение почти всех русскоязычных гражданства. В Прибалтике появились свои «негры». Так в просторечье стали называть неграждан — удивительную категорию лиц, за которыми юридически закрепляется второсортность.
Неграждане Латвии и Эстонии являются постоянными жителями страны и платят налоги, однако не имеют права участвовать в выборах и референдумах, в приватизации, оформлять в собственность землю и недвижимость, состоять на государственной службе. Им запрещены некоторые профессии, поступление в отдельные учебные заведения, ношение оружия. Они не могут рассчитывать на защиту государства за рубежом.
«Негром» в 1991 году стал каждый третий постоянный житель Латвии и каждый четвертый постоянный житель Эстонии.
Вся постсоветская государственность этих балтийских стран была выстроена на позорном институте негражданства — искусственном отторжении от государства русскоговорящего населения.
Дискриминация русских в Прибалтике проявилась не только не в негражданстве. Русский язык в странах Балтии был лишен всякого официального статуса, хотя в столичных Риге и Таллине на нем говорит больше половины горожан, а в приграничных городах Латгалии и Принаровья — почти все. Никаких прав культурной автономии они от этого не получили.
Образование на русском языке в странах Балтии уничтожают 30 лет. Профессии в Прибалтике делятся на те, где могут работать русскоязычные, и те, где юридически могут, а фактически — в редчайших случаях. К последним относится работа в органах власти.
Для тех носителей русского языка, которые прошли процедуру натурализации и добились гражданства, существуют драконовское языковое законодательство, языковые экзамены и языковая полиция. Попасть на госслужбу для абсолютного большинства из них практически невозможно. Прибалтийская этнократия этого не допустит.
Выразители интересов русскоязычного меньшинства, которые пытаются говорить о равноправии, дружно провозглашаются «пятой колонной». Русские политики, общественники, журналисты, правозащитники, доказывавшие, что у их соотечественников должны быть равные права с титульным населением, из года в год попадали в доклады прибалтийских спецслужб в качестве «агентов Кремля».
Ситуацию с русскими в Прибалтике постоянно сравнивали с южноафриканским апартеидом, расовой сегрегацией в США и другими практиками дискриминации по национальному признаку, и теперь в Таллине, Риге и Вильнюсе могут воочию наблюдать на американском примере, до чего доводит подобная дискриминация.
Для тех, кому такая аналогия кажется слишком сильный, свежие новости из Эстонии. В этой «молодой демократии» недавно обсуждали, как быть с русскими детьми после закрытия русских школ. Учить их вместе с эстонскими детьми нежелательно: хоть это и будет способствовать интеграции общества, но русские дети сильно отличаются от эстонских по темпераменту, и многие эстонские родители просто боятся отдавать детей в классы, в которых есть русские.+
В то же время и закрыть русские школы необходимо. Потому что Эстония должна быть эстонской.
То есть и на родном языке русские дети учиться не могут, и вместе с представителями титульной нации им учиться бы нежелательно. Если это не дискриминация и не сегрегация, то что?
В Соединенных Штатах десятилетия такой дискриминации и сегрегации привели в итоге к бесповоротному отторжению от государства большинства чернокожего населения, что Америка и расхлебывает сегодня в Миннеаполисе и далее по всей стране.
Прибалтика при сохранении нынешней национальной политики тоже рано или поздно получит свой «Миннеаполис».
И тогда исполнится вековая мечта прибалтийских политиков. У них будет «как в Америке».
Только совсем не в том смысле, в котором они мечтали.
Александр Носович, Rubaltic.Ru
Комментариев нет:
Отправить комментарий