Спецкор "КП" Дмитрий Стешин побывал в первой работающей школе Мариуполя и спас бесценный архив местного краеведа
За 53-й Мариупольской школой старшеклассники уже покуривали в кустах, и меня это зрелище даже умилило. Любая, даже самая ничтожная примета мирной жизни в этом городе смотрится, как знамение, излившаяся Благодать.
Я просчитался, приехал к полудню, к «большой перемене», но оказалось, что уроки в школе сокращенные – по 30 минут.
Меня чуть не снесло бурным поток детей, выламывавшихся из школы домой. Это стадо юных слонят, бизонов, спасающихся от пожара в прерии, остановить просто невозможно, они сносят и затаптывают все и всех. Мимо меня пронесло барышню с эльфийскими ушами, я успел только щелкнуть фотоаппаратом.
Семиклассник Артем отстегивал от оградки свой велосипед и осматривал колеса. На занятия он приехал с другого конца города, с улицы Куинджи. 53-я – единственная пока работающая школа в Мариуполе. Артем объяснил свой интерес к колесам:
- Пробью, пешком просто не дойду до школы, а сам, наверное и не починю, клей кончился, заплаток больше нет.
- Соскучился по школе?
- Достало в подвале сидеть.
- Так закончилось все!
- Некуда возвращаться. Квартира сгорела, мы на последнем этаже жили. Весь этаж сгорел, я раньше радовался, что у меня в комнате, в окне море, корабли…
Я проницательно уточнил:
- Моряком хотел стать?
Артем вскинулся:
- Конечно!
Я нашел, чем его утешить, хоть чуть-чуть. Рассказал, как в детстве, каждое воскресенье, вставал в шесть утра, чтобы смотреть, как просыпается Угольная гавань питерского порта. А потом этот вид, способный свести с ума любого пацана, застроили многоэтажками, романтика исчезла и ничего с этим не сделать. А квартиру Артема починят и все станет, как было. Не знаю, поверил ли мне мальчишка. Пока в Мариуполе никто не верит, что город восстановят. Правда, говорят только об этом, основная тема разговоров всегда и везде – в очереди за гуманитаркой или водой, или над самодельной печуркой у входа в подъезд. Их называют «вечными огнями», потому что горят они круглосуточно. Кастрюльки сменяются кастрюльками – в десятиэтажном доме, в подъезде, в среднем, осталось человек по двадцать и каждому нужно что-то приготовить, согреть воду. Только крышки нужно закрывать плотно, топят эти печурки битой мебелью, и запах горелого ДСП попадает в пищу. Срезанные осколками ветки давно уже собрали и сожгли, еще на второй месяц боев, а рубить свои деревья, как в Ереване или Тбилиси, мариупольцы не стали…
Русско-украинская рокировка
Но, пока, ремонтировать город начали со школы. Директриса и завхоз бродят по коридору с рулеткой, измеряют оконные проемы. По словам директора, смету нужно сдать сегодня и тогда, уже на следующей неделе, привезут и начнут ставить стеклопакеты.
Завхоз обмеряет окна, директор составляет смету, новые стеклопакеты приедут из России уже в понедельник.
Захожу в школьную столовую, последние, припозднившиеся младшеклассники, жадно допивают молоко, смакуют его. Жадно – не метафора, реальность. Учитель информатики Оксана Витальевна, говорит мне, что утром малышам давали печенье и бананы, старшим – молоко и пастила:
- Пока не получается с полноценными обедами, но обещали пригнать полевую кухню. Дети голодные, конечно, особенно из многодетных семей.
Я замечаю, что раз обещали военные – значит, кухня будет.
Школу продолжают не убирать, а драить. Она почти стерильна. Школе повезло – нац.батовцы обошли ее стороной, обстрелы тоже миновали, больше половины стекол уцелели. Во внутреннем дворе разговаривают с замдиректора Натальей Волковой. По ее словам, сейчас в школе 1200 детей, до войны было 1400. Учителей собирали по всему городу, многие приходили сами, из других районов:
- Я сама случайно узнала на «Метро» (главный гуманитарный центр города – прим.корр.) что моя школа будет работать!
Самая большая проблема – доучить старшеклассников, поэтому заниматься планируют до июля, чтобы наверстать пропущенные месяцы. Разумеется, боевые действия не прошли бесследно:
- В первые дни дети даже не понимали, что началась учеба. А сейчас я уже слышу, как они смеются.
Спрашиваю главное:
- Что изменилось в школьной программе?
- Часы русского языка увеличились. Раньше было один-два часа в неделю. Сейчас русский язык четыре часа и два часа родной язык. А родной язык у нас русский.
Шаг в мир
В холле школы к нам подходит девушка Анна:
- Вы журналисты? Мне очень нужна ваша помощь, надо спасти уникальный архив краеведа Сергея Бурова. В Мариуполе его все знают. Мне на «Метро» сказали – идите в 53-ю школу, там культурный очаг, там помогут.
Девушка говорит сбивчиво, с пятого на десятое и мой товарищ, опытный и осторожный воин бросает ей: «извините, надо посовещаться». Влад отводит меня в сторону и говорит, что девушка ему не нравится, ехать к краеведу не нужно, в городе куча остаточных групп, которые пытаются выбраться и «вы, Дмитрий Анатольевич – шикарный заложник». В вопросах безопасности я полностью полагаюсь на Влада. Мы продолжаем расспрашивать Анну, и ситуация проясняется. Оказывается, девушка дальняя родственница краеведа, как доказательство, нам показывают военный билет Сергея Бурова. Он умер 3 марта, остановилось сердце, похоронили в сквере... Квартира с архивом закрыта, цела, не разбита и не разграблена. Там хранится огромная коллекция фото, кино и видеоматериалов по Мариуполю.
У меня в голове складывается пазл – выгоревший городской краеведческий музей, лишившийся большей части своей коллекции. Грядущее восстановление города, особенно, его исторической части. «Все есть в интернете – миф», возможно, материалы Сергея Бурова станут бесценными при восстановлении исторического облика Мариуполя. Анна соглашается с нами, мы обмениваемся телефонами, она уже получила сим-карту республиканского оператора.
Едем в музей. По дороге делаем добрые дела. Завозим библиотекарю Анне (чья семья под патронажем КП) совершенно бесценные в Мариуполе свечи и батареи для радиоприемника. Анна спрашивает с надеждой:
- А газеты нет?
- Есть «Комсомолка», правда, за 5 апреля.
- Все равно! Все равно!
Подвозим совершенно обессилевшего деда с гуманитаркой. Последний километр он просто волок мешок по асфальту, мы ехали за ним по тоненькой дорожке из просыпавшегося стирального порошка. На проспекте Мира работают бригады волонтеров в оранжевых жилетах, разбирают обломки. Их кормят, на лавочке работает газовая горелка, закипает чайник. Во всех гуманитарных центрах висят объявления, приглашающие волонтеров на работу. И желающих немало – я видел, как они приходили группами и уезжали восстанавливать свой город.
В музее все налаживается, на сколько это возможно. Мэр Мариуполя сдержал обещание, на дверях теперь рукописная табличка «Музей под охраной ДНР!». Краеведа Бурова здесь, конечно, знали, архив спасут и хочется верить, что «Комсомолка» чуть-чуть, но помогла Мариуполю сделать шаг к мирной жизни. Источник
За 53-й Мариупольской школой старшеклассники уже покуривали в кустах, и меня это зрелище даже умилило. Любая, даже самая ничтожная примета мирной жизни в этом городе смотрится, как знамение, излившаяся Благодать.
Я просчитался, приехал к полудню, к «большой перемене», но оказалось, что уроки в школе сокращенные – по 30 минут.
Меня чуть не снесло бурным поток детей, выламывавшихся из школы домой. Это стадо юных слонят, бизонов, спасающихся от пожара в прерии, остановить просто невозможно, они сносят и затаптывают все и всех. Мимо меня пронесло барышню с эльфийскими ушами, я успел только щелкнуть фотоаппаратом.
Семиклассник Артем отстегивал от оградки свой велосипед и осматривал колеса. На занятия он приехал с другого конца города, с улицы Куинджи. 53-я – единственная пока работающая школа в Мариуполе. Артем объяснил свой интерес к колесам:
- Пробью, пешком просто не дойду до школы, а сам, наверное и не починю, клей кончился, заплаток больше нет.
- Соскучился по школе?
- Достало в подвале сидеть.
- Так закончилось все!
- Некуда возвращаться. Квартира сгорела, мы на последнем этаже жили. Весь этаж сгорел, я раньше радовался, что у меня в комнате, в окне море, корабли…
Я проницательно уточнил:
- Моряком хотел стать?
Артем вскинулся:
- Конечно!
Я нашел, чем его утешить, хоть чуть-чуть. Рассказал, как в детстве, каждое воскресенье, вставал в шесть утра, чтобы смотреть, как просыпается Угольная гавань питерского порта. А потом этот вид, способный свести с ума любого пацана, застроили многоэтажками, романтика исчезла и ничего с этим не сделать. А квартиру Артема починят и все станет, как было. Не знаю, поверил ли мне мальчишка. Пока в Мариуполе никто не верит, что город восстановят. Правда, говорят только об этом, основная тема разговоров всегда и везде – в очереди за гуманитаркой или водой, или над самодельной печуркой у входа в подъезд. Их называют «вечными огнями», потому что горят они круглосуточно. Кастрюльки сменяются кастрюльками – в десятиэтажном доме, в подъезде, в среднем, осталось человек по двадцать и каждому нужно что-то приготовить, согреть воду. Только крышки нужно закрывать плотно, топят эти печурки битой мебелью, и запах горелого ДСП попадает в пищу. Срезанные осколками ветки давно уже собрали и сожгли, еще на второй месяц боев, а рубить свои деревья, как в Ереване или Тбилиси, мариупольцы не стали…
Русско-украинская рокировка
Но, пока, ремонтировать город начали со школы. Директриса и завхоз бродят по коридору с рулеткой, измеряют оконные проемы. По словам директора, смету нужно сдать сегодня и тогда, уже на следующей неделе, привезут и начнут ставить стеклопакеты.
Завхоз обмеряет окна, директор составляет смету, новые стеклопакеты приедут из России уже в понедельник.
Захожу в школьную столовую, последние, припозднившиеся младшеклассники, жадно допивают молоко, смакуют его. Жадно – не метафора, реальность. Учитель информатики Оксана Витальевна, говорит мне, что утром малышам давали печенье и бананы, старшим – молоко и пастила:
- Пока не получается с полноценными обедами, но обещали пригнать полевую кухню. Дети голодные, конечно, особенно из многодетных семей.
Я замечаю, что раз обещали военные – значит, кухня будет.
Школу продолжают не убирать, а драить. Она почти стерильна. Школе повезло – нац.батовцы обошли ее стороной, обстрелы тоже миновали, больше половины стекол уцелели. Во внутреннем дворе разговаривают с замдиректора Натальей Волковой. По ее словам, сейчас в школе 1200 детей, до войны было 1400. Учителей собирали по всему городу, многие приходили сами, из других районов:
- Я сама случайно узнала на «Метро» (главный гуманитарный центр города – прим.корр.) что моя школа будет работать!
Самая большая проблема – доучить старшеклассников, поэтому заниматься планируют до июля, чтобы наверстать пропущенные месяцы. Разумеется, боевые действия не прошли бесследно:
- В первые дни дети даже не понимали, что началась учеба. А сейчас я уже слышу, как они смеются.
Спрашиваю главное:
- Что изменилось в школьной программе?
- Часы русского языка увеличились. Раньше было один-два часа в неделю. Сейчас русский язык четыре часа и два часа родной язык. А родной язык у нас русский.
Шаг в мир
В холле школы к нам подходит девушка Анна:
- Вы журналисты? Мне очень нужна ваша помощь, надо спасти уникальный архив краеведа Сергея Бурова. В Мариуполе его все знают. Мне на «Метро» сказали – идите в 53-ю школу, там культурный очаг, там помогут.
Девушка говорит сбивчиво, с пятого на десятое и мой товарищ, опытный и осторожный воин бросает ей: «извините, надо посовещаться». Влад отводит меня в сторону и говорит, что девушка ему не нравится, ехать к краеведу не нужно, в городе куча остаточных групп, которые пытаются выбраться и «вы, Дмитрий Анатольевич – шикарный заложник». В вопросах безопасности я полностью полагаюсь на Влада. Мы продолжаем расспрашивать Анну, и ситуация проясняется. Оказывается, девушка дальняя родственница краеведа, как доказательство, нам показывают военный билет Сергея Бурова. Он умер 3 марта, остановилось сердце, похоронили в сквере... Квартира с архивом закрыта, цела, не разбита и не разграблена. Там хранится огромная коллекция фото, кино и видеоматериалов по Мариуполю.
У меня в голове складывается пазл – выгоревший городской краеведческий музей, лишившийся большей части своей коллекции. Грядущее восстановление города, особенно, его исторической части. «Все есть в интернете – миф», возможно, материалы Сергея Бурова станут бесценными при восстановлении исторического облика Мариуполя. Анна соглашается с нами, мы обмениваемся телефонами, она уже получила сим-карту республиканского оператора.
Едем в музей. По дороге делаем добрые дела. Завозим библиотекарю Анне (чья семья под патронажем КП) совершенно бесценные в Мариуполе свечи и батареи для радиоприемника. Анна спрашивает с надеждой:
- А газеты нет?
- Есть «Комсомолка», правда, за 5 апреля.
- Все равно! Все равно!
Подвозим совершенно обессилевшего деда с гуманитаркой. Последний километр он просто волок мешок по асфальту, мы ехали за ним по тоненькой дорожке из просыпавшегося стирального порошка. На проспекте Мира работают бригады волонтеров в оранжевых жилетах, разбирают обломки. Их кормят, на лавочке работает газовая горелка, закипает чайник. Во всех гуманитарных центрах висят объявления, приглашающие волонтеров на работу. И желающих немало – я видел, как они приходили группами и уезжали восстанавливать свой город.
В музее все налаживается, на сколько это возможно. Мэр Мариуполя сдержал обещание, на дверях теперь рукописная табличка «Музей под охраной ДНР!». Краеведа Бурова здесь, конечно, знали, архив спасут и хочется верить, что «Комсомолка» чуть-чуть, но помогла Мариуполю сделать шаг к мирной жизни. Источник
Комментариев нет:
Отправить комментарий