Глупо отрицать и спорить с тем, что ситуация на фронте сегодня далека от радужной картины победного наступления на Киев. Нет! Идут тяжёлые позиционные бои. Более того, на некоторых участках противник упорно пытается потеснить наши части, выйти нам в тыл, окружить. И нельзя сказать, что везде мы его успешно отбиваем. Наше «выравнивание фронта» под Изюмом – это неуклюжий эвфемизм отступления.
Со всех сторон, сначала в узких компаниях, а теперь уже откровенно, в телестудиях и радиоэфире озвучиваются причины такого положения. Если сводить их к одной формуле, то прозвучит она так: борьба против превосходящего нас по численности, но слабо обученного и плохо вооружённого противника переходит к фазе войны против хорошо обученного, хорошо вооружённого и превосходящего нас по численности противника.
Пока это ещё только тенденция, но усилиями стран НАТО и США уже к весне ВСУ серьёзно изменятся качественно. Надо ли пояснять, что победить в такой войне мы просто не сможем, если не переломим ситуацию. Видимо, понимание этого и легло в основу при принятии решения о частичной мобилизации. Оно было принято, и теперь необходимо понять, как проходит мобилизация? Что получается, а что не очень?
Начнём с истории.
Ещё в 90-е годы утвердилась концепция, что после роспуска Варшавского договора, отказа от коммунистической идеологи и демонтажа СССР большой континентальной войны по типу Второй мировой в Европе больше быть не может. Все идеологические противоречия с США и Западом были объявлены снятыми, их начали величать «партнёрами». Вероятный конфликт с НАТО рассматривался исключительно как скоротекущее противостояние, которое быстро выходило на уровень применения ядерного оружия – сначала тактического, а затем и стратегического, со всеми отсюда вытекающими последствиями. При этом сам такой конфликт рассматривался как маловероятный в силу самоубийственных последствий.
Под влиянием этих взглядов в российской военной доктрине, в каждой следующей её редакции (а всего их с 1993 года было принято пять и две концепции) эти положения уточнялись и в итоге привели к масштабной реорганизации мобилизационной составляющей наших Вооружённых сил, в ходе которой в 2009–2013 годах было ликвидировано большинство «кадрированных» частей – полков и дивизий сокращённого состава, где в мирное время сохранялся только офицерский состав и подразделения обеспечения, занимавшиеся поддержанием готовности штатной техники и вооружения, а в военное на их базе за короткое время (30–60 суток) разворачивались новые части и соединения. Упор был сделан на формирование компактной профессиональной армии с призывной составляющей, в которой не предусматривались «кадрированные» части, а должны были быть только полностью укомплектованные части, которые в случае угрозы готовились дать достойный ответ врагу и разгромить его. Два последовавших за этим военных конфликта (война в Грузии и Сирии), а также военная операция в Крыму, казалось бы, подтвердили верность этой концепции, но начавшийся в 2014 году военный конфликт с Украиной в форме прокси-войны на Донбассе заставил экспертов задуматься над эффективностью принятых ранее решений. Очень скоро стало очевидно, что для парирования украинской угрозы имеющейся у России на западном и юго-западном направлении группировки сухопутных войск совершенно недостаточно. Поэтому было принято решение о формировании на этом направлении одной танковой и одной общевойсковой армии, а затем, по мере обострения ситуации на Донбассе, о переброске к границам Украины частей и соединений с других оперативных направлений.
В свою очередь Украина также активно готовилась к войне и ускоренными темпами наращивала численность своих вооружённых сил, увеличив численность своих сухопутных войск с 2014 года более чем втрое. При этом, за основу была взята именно советская мобилизационная система, по которой на базе оставшихся в наследство от Советской армии «кадрированных» частей развёртывались новые.
…Вообще, если оценивать украинскую мобилизацию, то нельзя не заметить, что с началом боевых действий руководство Украины самым активным образом взялось копировать советскую мобилизацию лета-осени 1941 года – массовый призыв, формирование в режиме «нон-стоп» всякого рода территориальных добровольческих формирований типа батальонов «теробороны», всякого рода «нацбатов» с немедленной их отправкой на передовую, где ими затыкали бреши и усиливали действующие там бригады. Это приводило к огромным потерям в людях и технике, но выигрывало время для формирования в тылу хорошо обученных резервов, которые были введены в бой в последних числах августа и смогли изменить характер войны…
Как следствие, на поле боя сошлись две концепции ведения войны: российская – воевать не числом, а умением, и подавлять противника техническим превосходством, и украинская – недостатки в обученности и техническом оснащении компенсировать массовостью войск и хорошо подготовленной эшелонированной обороной.
Украинское командование (само или с подачи американских советников) почти сразу определило одну из главных «уязвимостей» российских войск – их численное меньшинство, а значит, перспективу системной усталости, при которой части, не имеющие возможности ротироваться, отводиться на отдых для восстановления сил, пополнения, ремонта техники и вооружения, за пять-шесть месяцев «стачивались» до балансирования на грани утраты боеспособности, оставаясь на бумаге полками и дивизиями, а по факту являясь боевыми группами численностью 15–20% от штатной.
В условиях отсутствия резервов такое «усыхание» воюющих частей неминуемо должно было привести сначала к утрате наступательных возможностей, а затем к кризису – невозможности имеющимися силами удерживать занятые территории. Все месяцы войны на одного российского солдата приходилось минимум три украинских, при этом сидящих в прочной обороне в хорошо оборудованных укрепрайонах. Это при отсутствии у нас резервов для прорывов фронта и окружения противника заставляло наши войска воевать с полным напряжением всех сил и ресурсов, тратя ежесуточно тысячи тонн боеприпасов на линейное «прогрызание» этих позиций. Как следствие, к июлю СВО перешла в позиционную войну, очень похожую на войну столетней давности 1914–1918 годов.
Стараясь преодолеть надвигающийся кризис, мы попытались нарастить силы с помощью ускоренного формирования различного рода добровольческих контрактных батальонов и ЧВК, но это уже явно не компенсировало потребности более чем тысячекилометрового фронта, и в начале сентября ВСУ смогли реализовать своё численное превосходство. Подготовив за четыре месяца в тылу резервный корпус в составе шести отдельных бригад, пяти полков и отдельных батальонов общей численностью от срока до пятидесяти тысяч человек, они нанесли мощный удар в районе Изюма и вынудили наши войска отступить на пятьдесят-восемьдесят километров за реку Оскол, оставив практически всю Харьковскую область.
Это контрнаступление, а также перехваченная ВСУ инициатива и стали окончательной точкой в дискуссии – сможет Россия обойтись без мобилизации или нет. Была объявлена частичная мобилизация.
Сегодня много пишут о том, что эта мобилизация первая со времени Великой Отечественной войны, но это ошибочный тезис. Можно вспомнить ещё как минимум две подобных мобилизации. Это развертывание 40-й армии перед вводом в Афганистан в 1979 году, когда единоразово было призвано больше 40 тысяч резервистов. А затем мобилизация в войска ГО при ликвидации Чернобыльской аварии 1986–1990 г., в ходе которой было в общей сложности мобилизовано за два года больше 600 тысяч резервистов. Так что опыт мобилизации у нас не настолько давний, чтобы считать его исторически утраченным. Так почему же так много проблем вылезло в ходе нынешней мобилизации?
Начать стоит с того, что сегодняшняя система военных комиссариатов – совсем не та, что была в советское время. Начиная с 2006 года её постоянно «реформировали», подгоняя под действующую военную доктрину, сократив с 2006 года число военкоматов в стране с 2 300 до 1 600 с почти полным сокращение в них офицерского состава – больше 17 000 офицеров. В этом виде они вполне справлялись с ежегодным призывом на срочную службу 130–140 тысяч призывников в период с апреля по июль и с сентября по декабрь.
Но оказавшись перед перспективой призвать и направить в войска 300 тысяч человек менее чем за месяц, многие из них оказались просто не готовы к такому наплыву резервистов. Для их приёма элементарно не хватало объёма жилых помещений призывных пунктов, что заставило военкомов ускоренными темпами «распихивать» резервистов по частям без всякой тщательной проверки их соответствия требованиям призыва и нормальной медкомиссии. Как следствие, тут же образовался обратный поток призванных ошибочно или с откровенными нарушениями приказа и указа о мобилизации, а также вал критики в соцсетях и СМИ.
Можно ругать военкомов (и нужно!), но они сами оказались заложниками той мобилизационной системы, которую мы строили десятилетиями. И сейчас важно не искать виноватых, а срочно! – вчера! – вносить необходимые изменения в эту систему, развёртывать её под реальные нужды военного времени просто потому, что за первой волной мобилизации вполне может быть объявлена и вторая, и третья…
Но главную проблему я вижу в другом. За три-четыре месяца резервистов необходимо хорошо обучить, экипировать и отправить на фронт. Не как пушечное мясо, а как подготовленных бойцов, потому что – без всякой натяжки – это лучшие и самые достойные наши люди, не сбежавшие, не уклонившиеся от призыва, вставшие на защиту нашей Родины.
300 тысяч призванных из запаса наших сограждан – это примерно пять полноценных армейских корпусов. Для их вооружения потребуется не меньше пяти сотен танков, столько же БМП и БТР, около тысячи орудий и минометов, несколько тысяч автомобилей разных классов и тысячи тонн различного снаряжения. И всё это необходимо собрать в кратчайшие сроки.
Это минимум триста тысяч бронежилетов и шлемов, которые сегодня стали настоящим дефицитом.
Я не спрашиваю, вытянет ли такую нагрузку наш ВПК? Обязан вытянуть! Но если ему нужно время для развёртывания мощностей, то пока необходимо срочно закупать у наших союзников то, чего сейчас нам так не хватает. Те же бронежилеты, шлемы, аптечки. Мы отлично воюем иранскими дронами, что мешает нам одеть наших бойцов в китайские, белорусские или корейские бронежилеты? Что мешает заказать в Китае хоть миллион тёплых и практичных «флисок», «спальников», вещмешков?
Мы забираем из семей самое дорогое – отцов, мужей, братьев – и отправляем их на защиту страны, на защиту нас с вами. И чтобы у них это получалось, мы обязаны дать им лучшее оружие, лучшую защиту, лучшую технику.
Нынешняя мобилизация сможет дать стратегический эффект только в том случае, если её результатом станет появление на фронте полнокровных боеспособных частей и соединений, и стать стратегическим поражением, если мы просто погоним не обученных, беззащитных людей на убой…
Комментариев нет:
Отправить комментарий