«ПолитНавигатор» продолжает публиковать записки киносценариста Константина Ковригина, сделанные во время недавнего посещения Херсона
Еще утром думал, что писать об этом не стоит, неактуально. Подождет, но сообщения о задержании «пособников Москвы», в частности, учителей под Харьковом в результате украинского контрнаступления заставляют ужаснуться.
Не буду говорить где именно… Херсонская область. Идет встреча агитаторов с местным населением. Работа аховая. Подходят старушки да мамочки, интересуются о помощи многодетным и старикам. Все им подробно докладывают в общем-то те, кто сам не сильно-то и разбирается в этой теме, в отличие, например, от тех же специалистов «Госуслуг». Но агитаторы не лыком шиты. Опять же звучат вопросы об отоплении, пенсиях и т.д. И вот звучит как бы проходной вопрос: а что учителям?
Мне как филологу становится интересно. В качестве первого аргумента, который свидетельствует о состоянии крымских районных школ, привожу – отопление. Объездив по работе почти весь Крым, не нашел ни одной не отапливаемой школы, в классах тепло. И если где-то не успели закончить ремонт, то никто точно не мерзнет. Есть питание. Есть кабинеты «Точка роста» по разным предметам и с новейшим оборудованием. Зарплата учителей растет. Есть госпрограммы и целевое финансирование, так что сельские школы вниманием не обделены.
А что у вас в школе с русским? – спрашиваю.
Выясняется, что говорю с директором. Вздыхает. С трудом, рассказывает, нашел в районе одного преподавателя, которая даже не думала, что о ней вспомнят. Перебивалась подработками. При Украине и прошлом директоре ее лишили работы, а тут нагрузка – 4 часа в неделю только с 11 классом по русскому. А еще литература и дети помладше, с которыми надо успеть пройти то, что в крымских школах изучают, считай, с началки.
– А как с выпускным классом можно пройти всю программу?
Директор опять вздыхает и пожимает плечами. Приходится… Достоевского, Толстого, Бунина они вряд ли успеют, тут хотя бы русский подтянуть, ведь не учили да и не требовали, но наша «русичка» будто молодость вспомнила, неожиданно стала нужной, и, закатив рукава, взялась за дело.
Отличников она, конечно, вряд ли подготовит, но русский в головы вернет. Без русского – никуда, хоть ты биолог, фермер или программист. Да, путают украинские буквы и слова с русскими, порой смешно и комично, но дайте время, ведь только год начался…
Говорит, сами родители в один миг осознали, что детям нужен предмет, что нужно учить писать своими ручками, а не «кнопить», и вспоминать, как пишется по-русски «русский», и не «шо», а «что», и что возвращение предмета в школы отразилось на других дисциплинах, хотя украинский никто не отменял и не собирается.
Директор школы привел еще важную статистику. Из 500 ранее обучавшихся – сейчас в школе 400 учеников. Выпавшая сотня относится к семьям ярых заукраинцев, кто будет сопротивляться всей российской системе. Ну, тем легче нам. Зато 80% – это те, кто за!
Побывать в той школе и познакомиться с преподавателем по русскому мне не довелось. Может быть и к лучшему, потому что сегодня весь день не знаю, как реагировать на сообщения и перепосты с той стороны о задержаниях учителей и других «пособников Москвы»… потому что знаю, что означает у нацистов «задержание», и кто для них учитель русского. Учитель, который, возможно, и успел-то за первую неделю сентября провести несколько занятий…
Константин Ковригин, ПолитНавигатор
Западную «свободную прессу» ждет огосударствление
Описывая, к чему санкционный (и не только санкционный) кризис приведет западные экономику и политику, обыкновенно указывают, что европейцы — да и американцы тоже — будут бедствовать пещерно. Пусть не ленинградский блокадный быт, но что-то на линии незабываемого 1919-го, описанного в поэме «Хорошо!». Не слишком приятно
Конечно, такие прогнозы грешат преувеличениями, возможно, даже сильными, но ведь рассуждения в таком ключе основываются не столько на тезисах о кризисе мирового империализма — уж сколько о нем было говорено, — сколько на цитатах из речей действующих западных политиков, причем не оппозиционных, а вполне себе правящих.
Они же не по указанию кремлевских идеологов призывают своих избирателей запасаться дровами и свечами, сокращать время омовений (а лучше вообще не мыться, а протирать тайные места влажной тряпкой), понижать температуру в жилищах и публичных зданиях, etc. Равно как и не по советам неприятеля они говорят о возможном введении нормирования энергии и даже иных потребительских товаров. Возможные элементы карточной системы на Западе не в Москве придумали, а в правительственных учреждениях этого самого Запада. В Москве только дивуются скорости перехода от «Нам не страшно усилье ничье, мчим вперед паровозом труда» к «Я не могу обещать вам ничего, кроме пота, крови и слез». А также запаха немытого тела.
Впрочем, как раз отечественные аналитики замечают, что не следует так уж преувеличивать изнеженность европейцев. Еще до нынешнего кризиса они довольно стойко переносили температуру в жилищах, которая русским казалась дискомфортно низкой. Возможно, перемогут и теперешний голодохолод. Более серьезно другое.
Не какие-нибудь оппозиционные популисты, но вполне высокопоставленные европейские чиновники — еврокомиссар по экономике Паоло Джентилони, премьер-министр Бельгии Александр Де Кроо и прочие — говорят, что хозяйство Европы впадет в тяжелую депрессию или даже вовсе остановится. И закрытие фабрик и заводов ограничением купаний и даже вовсе отказом от них не предотвратишь. А как выглядела депрессия в Германии в 1931-м и что настало после нее — может быть, не знают политики, но знают историки.
О глобальных последствиях всего этого даже и говорить не хочется, обратим внимание на, казалось бы, мелочь. При такой депрессии неизбежно обрушение рынка рекламы. Безработные или даже всего лишь сильно обедневшие граждане — неважная аудитория с точки зрения рекламодателя. Призывы «Купи то, купи се» мало доходят до тех, кто вынужден перебиваться с хлеба на квас. Они, может быть, и рады бы купить, обеспечив тем самым рекламный цикл, да денег нет.
Конечно, это не следует понимать так, что коммерческая реклама может вообще исчезнуть. Как рынок неистребим (он существовал даже в блокадном Ленинграде, а с мешочниками не справился даже военный коммунизм), точно так же неистребима и реклама. Она существовала в США и в тяжко депрессивные 30-е, и даже в газетах сталинского СССР были разделы коммерческих объявлений, рекламировавших парфюмерию, коммерческие рестораны, ремесленные услуги. По инерции эта реклама продержалась в газетах до июля 1941 года, соседствуя со страшными сводками с фронта.
Но неистребимость рекламы — это одно, а объем рекламного рынка в абсолютном и относительном исчислении — другое. И мы, и тем более европейцы привыкли к тому, что его доля в общем объеме экономики довольно велика. Фрагмент из «Одноэтажной Америки» — «Нам говорили, что пятицентовая бутылочка «Кока-Колы» обходится фабрикантам в один цент, а на рекламу затрачивается три цента. О том, куда девается пятый цент, писать не надо. Это довольно ясно» — несколько утрирует, но тенденцию обозначает. Общество потребления есть также общество цветущей рекламы. Ибо как же иначе предаваться потребительству.
Если же с потребительством наступает швах (а об этом сегодня прямо говорит, например, французский Макрон), то плохо приходится и рекламе.
А вслед за ней — и прессе. Печатной, радиотелевизионной, интернетной. Расцвет, например, блогинга был обязан рекламе. Когда после 24 февраля началась банковская блокада, не позволяющая жить рекламой, сдулся и блогинг. А уж как у нас сдувались СМИ в кризисы 1998-го и 2008-го, вам всякий журналист расскажет.
Теперь настает черед и Запада.
Разумеется, безысходных положений нет. Когда объем рекламы критически сокращается, недостаток средств может быть восполнен или прямыми государственными субсидиями, или субсидиями-прокладками. Какими-нибудь фондами по развитию свободной прессы, каковые, в свою очередь, получают деньги от возвышенных государственных структур. ЦРУ или что-нибудь на этой линии.
Но поскольку, как гласит грубая немецкая пословица, «Даром только смерть бывает», при таком мощном субсидировании «четвертая власть» должна без дураков руководствоваться словами В. И. Ленина: «Газета — не только коллективный пропагандист и коллективный агитатор, но также и коллективный организатор». И отнюдь не отлынивать от прописанных Ильичом функций.
Какое-то барахтание, наверное, будет. Но принцип «Брюхо вынесло — совесть вытрясло» станет все более определять поведение совершенно свободной прессы, оголодавшей без рекламы. Есть-то хочется каждый день.
Максим Соколов, РИА
Комментариев нет:
Отправить комментарий