Запрос "Собчак и крабы" стал одним из самых популярных в русских поисковых системах – народ слишком устал от коронавируса, Уткина и Соловьёва, а тут подоспела свежая сочная интрига. Рассказываем, как было дело.
Борьба за квоты
Долгие годы распределение квот на вылов краба шло по "историческому принципу": компании, не допускавшие заметных нарушений, получали автоматическое продление лицензий. Это не позволяло зайти на "вкусный" рынок новым крупным игрокам, способным его монополизировать, и они планомерно работали над изменением законодательства. Лоббизм в России больше, чем лоббизм, и постепенно сторонники "честных аукционов", лицом которых стал владелец "Русской рыбопромышленной компании", простой русский парень Глеб Франк (выходец из пятой колонны СССР – советской номенклатуры; его папа был министром транспорта независимой России), одержали победу.
Если есть выигравшие, то, как правило, есть и проигравшие: сделки win-win нетипичны для бизнеса в стране с острой нехваткой ликвида, кеша, нала и прочих синонимов презренного металла. Интересы сторонников аукционной системы направлены в первую очередь на богатый крабами Дальний Восток, а там королём этого промысла был сахалинский бизнесмен Олег Кан. В конце 2018 года, когда обсуждение вопроса распределения квот перешло в решающую стадию, Следственный комитет чрезвычайно вовремя вспомнил про убийство в 2010 году ещё одного крупного ловца крабов, предпринимателя Валерия Пхиденко и вновь открыл закрытое двумя годам позднее уголовное дело, основным фигурантом которого был как раз Кан.
Олег Кымхакович не стал ждать торжества столь своевременной законности, оставил активы хорошим друзьям, помахал родному Сахалину клешнёй краба и растворился вдалеке от юрисдикции парней Александра Бастрыкина. Спецназ даже попытался штурмовать дом бизнесмена, но сопротивления не встретил. Равно как и подозреваемого.
Наследство короля
А вот активы Кана остались в России, в личный самолёт не поместились. Среди них выделялись компании "Курильский универсальный комплекс" (КУК) и "Монерон". Временным владельцам это счастье, на которое в любой момент могли наложить арест, жгло руки, и они сразу начали искать покупателей. Тем более что в домах Дмитрия Пашова, получившего "Монерон", уже проходили обыски по "делу Кана". А Виктория Ледукова, продававшая КУК, до 2009 года носила красивую фамилию Кан. И приобрела актив у Александра Олеговича Кана.
И тут появляется Игорь Соглаев, по ходу пьесы ставший членом правления легендарной инвесткомпании А1, специализирующейся на выбивании активов у беспутных должников. Получить активы Кана по бросовой цене было очень соблазнительно, но токсичность ситуации заставляла искать обходные пути. Лоббистский ресурс главного акционера А1 Михаила Фридмана, конечно, высок, но не безграничен, и стал бы он вписываться в "блудняк" нового сотрудника – большой вопрос.
И тогда опытный управленец, self-made man и просто красавец-мужчина (выпускник Суворовского, а позднее и Рязанского училища ВДВ, между прочим, а не как вот эти все) находит идеальную, как ему казалось, "крышу" для осуществления сделки. Теледива и секс-символ оппозиции Ксения Собчак давно хотела утвердиться в сознании окружающих как респектабельная бизнес-леди, денег у нее столько, что следователи уставали считать, плюс мама – член Совета Федерации, саму Матвиенко каждый день на работе видит, о женских пустяках с ней болтает. Идеальный партнёр! С таким можно и о победе на аукционах подумать, с самим Франком потягаться за контроль над русскими крабами.
Но что-то пошло не так.
Мама спешит на помощь
Ксения Анатольевна, выделившая порядка 4 млрд рублей (информация канала "Незыгарь", который, впрочем, испытывает к Собчак такую личную неприязнь, что даже кушать не может), радостно выступила старшим партнёром в сделке. Ей должны были достаться 40% в обеих названных компаниях, еще 10% – супруге Соглаева Елене, сам инициатор покупки разумно предпочёл остаться в тени. То есть его риски – минимальны, случись что – акулы пера обрушатся на Собчак.
Сделки согласовали 12 марта 2020 года, но налоговая служба отказалась вносить соответствующие изменения в ЕГРЮЛ. А вскоре Южно-Сахалинский областной суд арестовал имущество и доли в уставном капитале обеих компаний – "Курильском универсальном комплексе" и "Монероне". Деньги Собчак и Соглаевой, судя по всему, подвисли на эскроу-счетах, куда они зачисляются покупателем до окончательного государственного подтверждения покупки (примерно как покупатели квартир кладут их в банковские ячейки, доступ к которым открывается после регистрации сделки).
Здесь Ксении Анатольевне стоило бы остановиться, понять, что она влезла в бизнес, который ей не по зубам, и с лоббистским ресурсом того же Франка ей соперничать не приходится. Но Собчак не нашла ничего умнее, чем пожаловаться маме, Людмиле Нарусовой, которая, будучи, повторимся, сенатором, официально обратилась к председателю Верховного суда Вячеславу Лебедеву с просьбой изучить действия суда Сахалинской области и "принять предусмотренные законом меры". Интересно, что именно Анатолий Собчак в своё время настаивал на расширении полномочий Верховного суда, который должен был подмять под себя Конституционный; возможно, Нарусова надеялась, что Лебедев, возглавлявший ВС и в те баснословные годы, отблагодарит за такую заботу.
Но что-то опять пошло не так.
Тыва заботится о крабах
Сенатор имеет полное право обращаться в Верховный суд с просьбами о подобных проверках. Нет и прямого запрета просить проверять ситуации с ближайшими родственниками. Но общепринятая чиновная и тем более судебная этика считает подобную материнскую заботу слегка коррупциогенной и относится к ней с подозрением.
Одно из двух: Нарусова или не догадалась, или не смогла найти коллегу-сенатора, который взял бы на себя инициативу расследования ситуации. Первое вызывает вопросы о её сообразительности, второе – о её авторитете среди коллег. И оба варианта – о целесообразности нахождения Нарусовой в Совете Федерации.
Вдова Анатолия Собчака, конечно, хороша тем, что является единственным представителем оппозиционных взглядов в Совете Федерации Федерального собрания Российской Федерации, но истинная роль этого органа наукой до сих пор не установлена. Единственный раз, когда две палаты нашего парламента разошлись во взглядах, касался, прости господи, сроков изгнания хостелов из жилых помещений. А обходится нам содержание этих ртов в изрядную копеечку.
Интересно, что уроженка Брянска, патриотка Санкт-Петербурга представляет в Федеральном Собрании не эти регионы, не Сахалин, где развернулась драма, а далёкую, затерянную в горах и степях Восточной Сибири Тыву, к которой не имеет ровно никакого отношения. Да, в 2002 году освободилось место именно от этой республики, а Людмиле Борисовне как раз нужно было подыскать приличную ненапряжную работу. Потом она попыталась стать сенатором от родной Брянщины, но быстро потеряла должность – пришлось вновь поклониться Тыве, хоть там и не водятся крабы.
Что мы имеем? Ксению Анатольевну банально использовал её деловой партнёр, а Людмила Борисовна в порыве чадолюбия подставила и себя, и дочь по полной программе. Это драма даже не о коррупции, а в первую очередь о человеческой глупости и самоуверенности: как это, нас, родственниц самого Анатолия Александровича, которого так уважает Владимир Путин, кто-нибудь осмелится "кинуть" или хотя бы не послушаться? Да быть такого не может!
Может, девочки. Ваше время прошло. Охранная грамота ещё действует, но магия её слабеет на глазах. Возможно, практичнее всего будет провести переговоры с Олегом Каном лично, благо правила самоизоляции и закрытых границ на элиту не распространяется. На пока ещё элиту.
Мельников Михаил
Комментариев нет:
Отправить комментарий