Какой общественно-экономический строй в КНР?

В.Ю. Катасонов

Валентин Катасонов , «Фонд Стратегической Культуры» – fondsk.ru 13.12.2022 Сочетание несочетаемого В октябре прошёл очередной ХХ съезд Компартии Китая. Внимание комментаторов акцентировалось на том, кого вывели из состава Центрального комитета и Политбюро КПК, кого туда ввели, как изменилось соотношение сил между фракциями в составе руководства Компартии и т. п. На содержательную сторону мероприятия было обращено значительно меньше внимания. В первую очередь я имею в виду отчетный доклад съезду председателя Си Цзиньпина, а также резолюцию съезда по докладу ЦК КПК. Рискну все-таки немного поразмышлять о том, какой общественно-экономический строй существуют на сегодняшний день в Китайской Народной Республике и куда этот строй эволюционирует. Впрочем, если члены Китайской коммунистической партии (тем более члены ЦК КПК и члены Политбюро) считают себя коммунистами, они вроде бы должны руководствоваться соответствующим понятийным аппаратом, в рамках которого для обозначения социально-экономической модели общества используется понятие «общественно-экономическая формация» (ОЭФ). Напомню, что с точки зрения марксистской теории ОЭФ включает экономический базис (систему отношений по поводу производства, обмена, распределения и потребления общественного продукта) и политическую надстройку (право, политические партии, власть, идеологию, культуру, религию). При этом экономический базис играет определяющую роль. А природа базиса определяется отношениями в сфере производства (обмен, распределение и потребление вторичны). И, наконец, отношения в сфере производства находятся в прямой зависимости от собственности на средства производства (земля, природные ресурсы, основные фонды и др.). Это азбучные истины. Несогласных с теорией ОЭФ всегда было немало. В советское время их называли ревизионистами. С подобного рода ревизионистами вели борьбу и в Китае во времена Мао. В 1961 году на конференции в Гуанчжоу Дэн Сяопин (тот самый, который в 1978 году запустил экономические реформы в Китае) сделал свое, пожалуй, своё самое знаменитое высказывание: „Не важно, чёрная кошка или белая кошка, если она может ловить мышей – это хорошая кошка“. Дэн намекнул, что вопрос о форме собственности на средства производства – не самый принципиальный. А в 1962 г. он уже прямо заявил: „Какая форма производственных отношений самая эффективная, ту и надо избрать, какая форма в какой местности может достаточно легко восстановить и развить сельскохозяйственное производство, ту и надо избрать; какую форму народ желает видеть, ту мы и должны избрать, и, если она незаконна – сделать ее законной“. За эти высказывания Дэн Сяопин был отправлен в ссылку на «трудовое перевоспитание». После окончания холодной войны и развала СССР число тех, кто называет себя марксистами, в мире сильно поубавилось, но они не исчезли. И оплотом марксизма-ленинизма в современном мире себя считает Китай с его коммунистической партией, насчитывающей без малого 97 миллионов членов. ХХ съезд КПК подтвердил свою приверженность этому учению. В резолюции съезда говорится, что партия „непоколебимо придерживается марксизма-ленинизма, идей Мао Цзэдуна, теории Дэн Сяопина…“. Оказывается также, что для китайских коммунистов „марксизм не догма, а руководство к действию“ (фраза, ставшая крылатой и принадлежащая Фридриху Энгельсу). Мысль о творческом развитии марксизма в резолюции выражена очень округло, в соответствии с канонами китайской партийной эзотерики: „Только сочетание основных положений марксизма с конкретными реалиями Китая и лучшими достижениями традиционной китайской культуры, постоянное применение диалектического и исторического материализма позволят нам дать правильные ответы на важные вопросы, поставленные эпохой и практикой, всегда сохранять могучую и неиссякаемую жизненную энергию марксизма“. Ещё в одном месте эта мысль выражена более ясно: „Практика нам показывает, что причина успеха КПК и преимущества социализма с китайской спецификой в конечном счете кроются в плодотворности марксизма и плодотворности китаизированного и осовремененного марксизма“. Итак, марксизм в Китае осовременен, и ему придана китайская специфика. Словосочетание «китайская специфика» пронизывает все выступления и документы съезда. Только в рассматриваемой резолюции раз пятьдесят используется термин «социализм с китайской спецификой». Есть также «социалистическая правовая система с китайской спецификой». Я мысленно задаю себе вопрос: „Китайская специфика предполагает, что социализм в КНР имеет какие-то отличия от другой модели социализма, но какой? От советской или югославской или от той, которая обрисована классиками марксизма-ленинизма?“ Увы, в доступных мне источниках ответа не нахожу. Через китайскую партийную эзотерику все-таки прорываются отдельные откровения. В резолюции два или три раза применен термин «социалистическая рыночная экономика». Что-то очень знакомое. Ну да! Это же югославские коммунисты еще при Иосипе Броз Тито в 1960-е годы решили строить «рыночный социализм», причем, что удивительно, на базе марксизма. Ортодоксальные марксисты тогда раскритиковали эти идеи, назвав их ревизионизмом. «Рыночный социализм», «рыночная социалистическая экономика» с точки зрения марксизма – оксюморон, сочетание несочетаемого. Примерно то же самое, что «сухая вода». Примерно то же самое, что «инклюзивный капитализм» Клауса Шваба. «Инклюзивный» означает: учитывающий интересы всех членов общества. Но тогда это не капитализм! Социализм «рыночный» означает, что члены общества – участники рынка. Что между ними ведется конкурентная борьба, которая не может не разъединять (процесс обратный соединению, на базе которого созидается социалистическое общество). Что целью участников рынка является получение прибыли (то главный признак капитализма). Что для максимизации прибыли необходимо использование наемного труда, а для этого необходим капитал как в денежной форме, так и в форме средств производства. и т.д. и т.п. В итоге получается полное отрицание социализма в том виде, как его представляли классики марксизма. В советское время критика «рыночного социализма» с позиций ортодоксального марксизма была изложена в разжеванном виде в сотнях статей и десятках книг. И, как мне кажется, председатель КПК Си Цзиньпин понимает всю несуразицу, связанную с «рыночным социализмом». Он ведь не может не помнить, что и развал Советского Союза начался с призывов Михаила Горбачева строить социализм в СССР на основе «рыночной экономики». А в Китае джин из бутылки был выпущен еще во времена Дэн Сяопина. Начались реформы, которые перестраивали экономический базис общества. И до этого уже в Китае были перекосы в понимании и применении марксизма. Например, «культурная революция». Это отчасти напоминало политику «военного коммунизма» большевиков в 1918-1921 гг. Но то был перекос влево. А при Дэн Сяопине начался уклон вправо (с 1978 года). Это несколько напоминало НЭП в России с 1921 года по конец 1920-х гг. – опасный с точки зрения планов построения социализма период, ибо частный капитал набирал силу и готовился к захвату политической власти. Большевики понимали действие закона соответствия политической надстройки экономическому базису. И. В.Сталин успел спасти социалистическую идею, начав индустриализацию и формирование действительно социалистического экономического базиса. А вот китайские товарищи этот момент пропустили. Только чудо может им помочь запихать в бутылку вышедшего на свободу капиталистического джина. Судя по некоторым признакам, Си Цзиньпин пытается это сделать. Приведу некоторые цифры, характеризующие изменения в экономическом базисе Китая за последние десятилетия. В 1978 году (когда начались первые преобразования Дэн Сяопина), госсектор создавал 56% ВВП Китая, сектор кооперативных предприятий и организаций – 43%, сектор так называемых «необщественных форм собственности» (проще говоря, частный сектор) – всего 1% ВВП. Важной вехой в создании масштабного частного сектора в Китае стало введение в 1993 году стандартной структуры управления государственными компаниями с советом директоров во главе. Благодаря этому с 1997 по 2002 год в рамках реструктуризации государственных предприятий множество неприбыльных госкомпаний были приватизированы. В ряде сфер государство также приняло решение об уменьшении доли государства, сохраняя за собой контрольный пакет акций. Еще одной вехой в деле укрепления позиций частного сектора в экономике стало принятие в 2007 году закона о защите частной собственности (этот закон готовился около 14 лет); он подтверждал права индивидуальных предпринимателей, утверждал неприкосновенность имущества, в том числе средств производства. Долгое время сферой, закрытой для частного предпринимательства, был банковский сектор. Но и тут в 2014 году было принято решение запустить проект в виде нескольких частных кредитных организаций. Государственный сектор экономики стал постепенно уступать свои позиции частному. Вот данные, собранные[1]McKinsey & Company: только за последние 20-25 лет доля занятости в городах Китая, поддерживаемая частными предприятиями, увеличилась более чем в четыре раза – с 18 процентов в 1995 году до 87 процентов в 2018 году. Экспорт, созданный частным сектором, также увеличился: с 34 процентов до 88 процентов. Доля частного сектора в инвестиции в основной капитал составила 65 процентов в 2018 году по сравнению с 42 процентами в 1995 году. Доля частного сектора в создании ВВП страны оценивается в последние годы в 60%. 24 марта 2022 года «Жэньминь жибао» опубликовала данные Главного государственного управления КНР по контролю и регулированию рынка за период с 2012 по 2021 год: количество частных предприятий в Китае увеличилось в 4 раза – с 10,857 млн единиц до 44,575 млн, а доля частных предприятий в общей численности всех предприятий выросла с 79,4% до 92,1%. (Окончание следует) Фото: вид на Шанхай, REUTERS/Aly Song Валентин Катасонов

Донаты на сайт Яндех кошелёк - 410017649256522