То, что российская школа сегодня переживает тяжелейшие времена, не приходится долго доказывать. Каждый день приносит очередные "чудеса и красоты" школьных будней: где-то просто массовая драка, а где-то с поножовщиной, где-то девочки жестоко избили одноклассницу, а где-то тоже девочки, да ещё и малолетки, «угостили» учительницу тортом в лицо.
И всё это на фоне ужасающего, почти невероятного невежества подавляющей массы выпускников — обладателей аттестатов зрелости от современной школы, невежества, прямо-таки вопиющие примеры которого любой желающий может найти во множестве интернет-публикаций.
Впрочем, интернет-поиски совершенно необязательны, любой родитель, который обращает внимание не только на оценки, но и на реальные знания своего чада, легко заметит, что последние очень мало связаны с первыми. Сегодня практически в порядке вещей иметь в аттестате хорошую оценку по математике, например, не умея складывать дроби, или по русскому языку, делая грядку ошибок в каждом предложении несложного диктанта.
Когда говорят о причинах паршивого состояния российской школы, в качестве главной, как правило, называют низкие зарплаты учителей, причём ссылаются на это не только сами учителя, которым хочется, конечно, получать как министрам (не хотелось бы по этому поводу думать, что некоторые учителя только зарплатами и озабочены), но и чиновники от образования.
Эти последние тоже очень любят кивать на «недостаточное финансирование» и, похоже, не видят, точнее не хотят видеть, других проблем, пребывая, видимо, в уверенности, что посредством «увеличения финансирования» можно повысить уровень знаний и улучшить дисциплину учеников школ.
Чем обусловлена эта чиновничья уверенность — прекраснодушной наивностью, сочетающейся с совершенным незнанием реалий современной школы, или чем похуже — трудно сказать, но одно можно утверждать со всей определенностью: если не изменить фундаментальные принципы организации школьного дела, то учителей можно будет хоть золотом засыпать, школа лучше не станет.
При нынешнем положении дел увеличение финансирования может дать только один эффект — станет проще найти учительниц (не учителей-мужчин), которые за повышенную плату будут готовы терпеть унижения и оскорбления от учеников (в том числе плевки в лицо в самом что ни на есть прямом смысле слова), их родителей и от своего школьного начальства.
Но эффект этот, вопреки чиновничьим расчётам, только ускорит деградацию системы образования. Такие терпеливые учительницы ничему научить не смогут, точнее говоря, как раз-таки научат, может быть, и против своей воли, но научат своих подопечных хамству, безнаказанности и безответственности, бездельничанью и получению незаслуженного (тем самым халтуре и халяве), завышенной самооценке, претензиям ко всем и вся и т. п.
Собственно, этому и так уже без всякого «увеличения финансирования» неплохо учат в российской школе, правда желающих идти в учительницы действительно всё меньше, поэтому, видимо, и зарплату приходится повышать — всё труднее ещё более терпеливых педагогов находить. Хотя вроде бы и чиновникам ясно должно быть, что даже «педагогическому терпению» бывает предел, а повышение зарплаты учителям никак не может помешать «трудным подросткам» оскорблять их или избивать своих одноклассников.
Главная проблема российской школы вообще не может быть решена деньгами, ибо корни её не в материальной, как веруют адепты «всесильного, потому что верного» марксистского учения, а в духовной сфере, а именно в построении образовательного процесса, организации всей школьной жизни на базе постулатов либеральной идеологии. То, что в современной школе авторитет учителя упал донельзя, что ученики мало управляемы и зачастую получают аттестаты, не только не получая знаний, но и не будучи должным образом социализированы, — всё это закономерное следствие либеральной образовательной политики.
Её ключевым принципом является «равноправие» учителя и ученика (в этом отношении характерны передовые педагогические теории, рассказывающие про необходимость их «диалога»), а также догма о том, что вообще любому и каждому «ребёнку» (ведь «все люди по природе равны») можно и должно дать образование в соответствии с «фгосами». Принципиально и то, что в либеральной школе учитель становится «одной из сторон образовательного процесса» и опять же, в соответствии с либерально-рыночными догмами, должен «предоставлять образовательные услуги». Таким образом, ученик оказывается оценивающим качество этих услуг потребителем, который, как известно, по законам Рынка «всегда прав».
То есть в современной школе не столько учитель оценивает ученика, сколько наоборот, ученик (и/или его родители) учителя. Ученик тем самым становится главной фигурой в школе, что уже переворачивает с ног на голову естественно складывающиеся в любой традиционной культуре отношения учителя и ученика.
Но мало того, так как главным провозглашается ученик, то есть тот, кого надо учить и потому, что его надо учить, уделять ему внимание, то в силу логики вещей действительно главным оказывается не просто абстрактный ученик и не «все ученики», а именно плохой, худший ученик, тот, кто не может или не хочет учиться, его ведь приходится больше учить.
И по факту именно «отстающим», «трудным» уделяется наибольшее внимание учителя, прежде всего для них дополнительные и индивидуальные занятия, и вокруг их «прав» вынуждена «вертеться» вся школа в ущерб другим и прежде всего лучшим ученикам, разумеется.
Таким образом, либеральная школа, на словах провозглашая «равенство», на деле создает привилегии для тех, кто не хочет и/или не может учиться. Как и всякие привилегии, эти также создаются за чей-то счёт, в данном случае, очевидно, за счёт тех, кто хочет и может учиться (для «компенсации» недополученного в школе им предлагаются услуги репетиторов), то есть имеет место именно привилегия для худших за счёт лучших.
И не надо думать, что это случайность, так сказать, непреднамеренный результат, нет, это именно «классика» не только образовательной, но и всей социальной политики либерализма, о чём убедительно говорят результаты её широкого применения в странах Запада. И дело не только в том, что государственная школа там фактически разрушена, — по свидетельству российского академика Владимира Арнольда, например, в США «80% учителей математики не могут сложить половину с третью, а среди учеников таких — 95%».
А после школы становится ещё «веселее» — прикрываясь демагогией про «равенство» и «поддержку неимущих», либеральные блудодеи создают привилегии ещё и для взрослых бездельников, которые не хотят работать и привыкли жить на пособия. Мало того, под тем же примерно «соусом» помощи «оступившимся» и «обездоленным» создаются привилегии даже для отпетых закоренелых преступников, права которых в либеральной системе ценностей на практике всегда оказываются важнее прав жертвы.
Такая в прямом смысле слова противоестественная политика явно отдаёт инфернальностью, приобретает, как совершенно справедливо сказано, «черты откровенного сатанизма» и ей, очевидно, не должно быть места ни в российском обществе, ни тем более в российской школе.
Это без преувеличения жизненно важно, потому что либерализация школы, подрывая авторитет учителя, разрушает не только её — школу. Дело в том, что авторитет учителя — это только частный случай важнейшей традиционной ценности, фундаментальной для всякого нормального, здорового, человеческого общества — уважения к старшим. Ясно должно быть, что, не привив эту ценность подрастающему поколению, можно вырастить только хамов, а общество, состоящее из хамов, очевидно, не сможет существовать.
Поэтому, когда говорят о защите традиционных ценностей надо отдавать отчёт в том, что она не должна сводиться к запрету пропаганды ЛГБТ* и т. п. Намного опаснее для сохранения целостности и стабильного развития общества отсутствие в нём уважения к старшим, эрозия естественно складывающихся отношений между поколениями. Это чревато самыми тяжелыми последствиями вплоть до социальной деградации и распада общественных связей. Поэтому укрепление авторитета учителя не является задачей только системы образования, это задача также и политическая, более того — экзистенциальная.
И решать её надо незамедлительно, тем более что в РФ, в отличие от того же Запада, нет развитой системы частных учебных заведений, в которых, махнув рукой на массовую государственную школу, можно было бы готовить элиту, давать ей действительно качественное образование. На Западе пошли по этому пути, и там в частных школах, как правило, сохраняются (и чем дороже заведение, тем в большей степени) все организационные принципы традиционной школы: и жесткая дисциплина с отчислением неуспевающих, и конкурентная среда для учеников, и более-менее адекватные оценки их усилий.
Поскольку для РФ такой путь неприемлем, для предотвращения деградации общества и его элиты необходимо кардинально менять положение дел в массовой школе. И здесь не надо «изобретать велосипед». Очевидно, что без укрепления дисциплины, без возвращения авторитета учителя все разговоры и «о важном», и о «внедрении» педагогических «инноваций» и «передовых технологий», о «совершенствовании программ» останутся втуне.
Соответственно, первоочередными мерами должны быть, во-первых, введение ощутимых штрафов для родителей (за ненадлежащее выполнение конституционной обязанности по воспитанию детей) за асоциальное поведение детей и, в особенности, за оскорбление учителя при исполнении служебных обязанностей; и во-вторых, воссоздание советской системы спецучреждений для малолетних с устойчиво девиантным поведением и профтехучилищ для тех, кто не желает или не может учиться в старших классах, подготавливающих в вуз (количество последних, кстати, необходимо радикально сократить).
Если кого-то смущает обращение к советскому опыту, то можно поучиться и у других, тем более что российским чиновникам к этому не привыкать. Например, у Китая и Израиля, успехи которых, особенно Китая, в образовательной сфере (а также в сфере экономики и в социальном развитии) общеизвестны.
О жёсткой дисциплине (в частности, учителя обязательно приветствуют поклоном) и серьёзнейшей учебной нагрузке в китайской школе, как и о том, что в старшие классы попадают только те, кто доказал, что хочет и может учиться, нечего и говорить. Но и в Израиле (не говоря уже о той роли, которую в этой стране играет традиционная школа со строгим отбором) либеральничают только в младших классах, а в старшие отбирают не более 50% учеников.
И для «особенных» детей, конечно же, существуют «особенные школы», никакой «инклюзии». Так что поучиться есть у кого, было бы только желание и верно определенная цель. Но вот с этим у российских чиновников от образования и, возможно, не только у них, дела, похоже, обстоят «не очень».
Во всяком случае, непонятно, что мешает, не откладывая, хоть завтра начать реальную борьбу, например, с матерной бранью в школьных стенах. Ведь она стала уже почти нормой даже для детей 8-12 лет, даже учителей как только не кроют. Удивительно, но на этот счёт нередко можно услышать, что, мол, мат — это часть нашего языка, что это тонкая сфера и бороться с ним надо, главным образом повышая «общую культуру». Когда слышишь, подобное, остается только недоумевать — чем мотивированы такие рассуждения?
И интересно было бы уточнить — чьего это «нашего» языка частью является мат? Артистов, которые со сцены «выражаются»? Или «писателей», которые литературных выражений найти не могут? Так таких артистов и «писателей» в приличном обществе на порог никогда не пускали и не пускают.
И непонятно, в чём же-таки «тонкость» вопроса, зато вполне ясно, что борьба с матерной бранью посредством повышения «общей культуры» будет иметь примерно тот же эффект, что и борьба с воровством или коррупцией (они ведь тоже часть нашей жизни, от которой никуда не деться) посредством чтения лекций о нравственности.
Как бы там ни было, ясно, что надо с чего-то начинать, и не откладывая, ибо движение российской школы в либеральной колее — это дорога в пропасть, путь от всё большей профанации к гарантированному самоуничтожению. С началом СВО российское общество начало освобождаться от либерального идеологического дурмана. Пора и российской школе преодолеть лукавое «гуманистическое обаяние» либеральной «педагогики».
Сергей Иванов
______________________________________________________
*Экстремистская организация, запрещена на территории РФ
И всё это на фоне ужасающего, почти невероятного невежества подавляющей массы выпускников — обладателей аттестатов зрелости от современной школы, невежества, прямо-таки вопиющие примеры которого любой желающий может найти во множестве интернет-публикаций.
Впрочем, интернет-поиски совершенно необязательны, любой родитель, который обращает внимание не только на оценки, но и на реальные знания своего чада, легко заметит, что последние очень мало связаны с первыми. Сегодня практически в порядке вещей иметь в аттестате хорошую оценку по математике, например, не умея складывать дроби, или по русскому языку, делая грядку ошибок в каждом предложении несложного диктанта.
Когда говорят о причинах паршивого состояния российской школы, в качестве главной, как правило, называют низкие зарплаты учителей, причём ссылаются на это не только сами учителя, которым хочется, конечно, получать как министрам (не хотелось бы по этому поводу думать, что некоторые учителя только зарплатами и озабочены), но и чиновники от образования.
Эти последние тоже очень любят кивать на «недостаточное финансирование» и, похоже, не видят, точнее не хотят видеть, других проблем, пребывая, видимо, в уверенности, что посредством «увеличения финансирования» можно повысить уровень знаний и улучшить дисциплину учеников школ.
Чем обусловлена эта чиновничья уверенность — прекраснодушной наивностью, сочетающейся с совершенным незнанием реалий современной школы, или чем похуже — трудно сказать, но одно можно утверждать со всей определенностью: если не изменить фундаментальные принципы организации школьного дела, то учителей можно будет хоть золотом засыпать, школа лучше не станет.
При нынешнем положении дел увеличение финансирования может дать только один эффект — станет проще найти учительниц (не учителей-мужчин), которые за повышенную плату будут готовы терпеть унижения и оскорбления от учеников (в том числе плевки в лицо в самом что ни на есть прямом смысле слова), их родителей и от своего школьного начальства.
Но эффект этот, вопреки чиновничьим расчётам, только ускорит деградацию системы образования. Такие терпеливые учительницы ничему научить не смогут, точнее говоря, как раз-таки научат, может быть, и против своей воли, но научат своих подопечных хамству, безнаказанности и безответственности, бездельничанью и получению незаслуженного (тем самым халтуре и халяве), завышенной самооценке, претензиям ко всем и вся и т. п.
Собственно, этому и так уже без всякого «увеличения финансирования» неплохо учат в российской школе, правда желающих идти в учительницы действительно всё меньше, поэтому, видимо, и зарплату приходится повышать — всё труднее ещё более терпеливых педагогов находить. Хотя вроде бы и чиновникам ясно должно быть, что даже «педагогическому терпению» бывает предел, а повышение зарплаты учителям никак не может помешать «трудным подросткам» оскорблять их или избивать своих одноклассников.
Главная проблема российской школы вообще не может быть решена деньгами, ибо корни её не в материальной, как веруют адепты «всесильного, потому что верного» марксистского учения, а в духовной сфере, а именно в построении образовательного процесса, организации всей школьной жизни на базе постулатов либеральной идеологии. То, что в современной школе авторитет учителя упал донельзя, что ученики мало управляемы и зачастую получают аттестаты, не только не получая знаний, но и не будучи должным образом социализированы, — всё это закономерное следствие либеральной образовательной политики.
Её ключевым принципом является «равноправие» учителя и ученика (в этом отношении характерны передовые педагогические теории, рассказывающие про необходимость их «диалога»), а также догма о том, что вообще любому и каждому «ребёнку» (ведь «все люди по природе равны») можно и должно дать образование в соответствии с «фгосами». Принципиально и то, что в либеральной школе учитель становится «одной из сторон образовательного процесса» и опять же, в соответствии с либерально-рыночными догмами, должен «предоставлять образовательные услуги». Таким образом, ученик оказывается оценивающим качество этих услуг потребителем, который, как известно, по законам Рынка «всегда прав».
То есть в современной школе не столько учитель оценивает ученика, сколько наоборот, ученик (и/или его родители) учителя. Ученик тем самым становится главной фигурой в школе, что уже переворачивает с ног на голову естественно складывающиеся в любой традиционной культуре отношения учителя и ученика.
Но мало того, так как главным провозглашается ученик, то есть тот, кого надо учить и потому, что его надо учить, уделять ему внимание, то в силу логики вещей действительно главным оказывается не просто абстрактный ученик и не «все ученики», а именно плохой, худший ученик, тот, кто не может или не хочет учиться, его ведь приходится больше учить.
И по факту именно «отстающим», «трудным» уделяется наибольшее внимание учителя, прежде всего для них дополнительные и индивидуальные занятия, и вокруг их «прав» вынуждена «вертеться» вся школа в ущерб другим и прежде всего лучшим ученикам, разумеется.
Таким образом, либеральная школа, на словах провозглашая «равенство», на деле создает привилегии для тех, кто не хочет и/или не может учиться. Как и всякие привилегии, эти также создаются за чей-то счёт, в данном случае, очевидно, за счёт тех, кто хочет и может учиться (для «компенсации» недополученного в школе им предлагаются услуги репетиторов), то есть имеет место именно привилегия для худших за счёт лучших.
И не надо думать, что это случайность, так сказать, непреднамеренный результат, нет, это именно «классика» не только образовательной, но и всей социальной политики либерализма, о чём убедительно говорят результаты её широкого применения в странах Запада. И дело не только в том, что государственная школа там фактически разрушена, — по свидетельству российского академика Владимира Арнольда, например, в США «80% учителей математики не могут сложить половину с третью, а среди учеников таких — 95%».
А после школы становится ещё «веселее» — прикрываясь демагогией про «равенство» и «поддержку неимущих», либеральные блудодеи создают привилегии ещё и для взрослых бездельников, которые не хотят работать и привыкли жить на пособия. Мало того, под тем же примерно «соусом» помощи «оступившимся» и «обездоленным» создаются привилегии даже для отпетых закоренелых преступников, права которых в либеральной системе ценностей на практике всегда оказываются важнее прав жертвы.
Такая в прямом смысле слова противоестественная политика явно отдаёт инфернальностью, приобретает, как совершенно справедливо сказано, «черты откровенного сатанизма» и ей, очевидно, не должно быть места ни в российском обществе, ни тем более в российской школе.
Это без преувеличения жизненно важно, потому что либерализация школы, подрывая авторитет учителя, разрушает не только её — школу. Дело в том, что авторитет учителя — это только частный случай важнейшей традиционной ценности, фундаментальной для всякого нормального, здорового, человеческого общества — уважения к старшим. Ясно должно быть, что, не привив эту ценность подрастающему поколению, можно вырастить только хамов, а общество, состоящее из хамов, очевидно, не сможет существовать.
Поэтому, когда говорят о защите традиционных ценностей надо отдавать отчёт в том, что она не должна сводиться к запрету пропаганды ЛГБТ* и т. п. Намного опаснее для сохранения целостности и стабильного развития общества отсутствие в нём уважения к старшим, эрозия естественно складывающихся отношений между поколениями. Это чревато самыми тяжелыми последствиями вплоть до социальной деградации и распада общественных связей. Поэтому укрепление авторитета учителя не является задачей только системы образования, это задача также и политическая, более того — экзистенциальная.
И решать её надо незамедлительно, тем более что в РФ, в отличие от того же Запада, нет развитой системы частных учебных заведений, в которых, махнув рукой на массовую государственную школу, можно было бы готовить элиту, давать ей действительно качественное образование. На Западе пошли по этому пути, и там в частных школах, как правило, сохраняются (и чем дороже заведение, тем в большей степени) все организационные принципы традиционной школы: и жесткая дисциплина с отчислением неуспевающих, и конкурентная среда для учеников, и более-менее адекватные оценки их усилий.
Поскольку для РФ такой путь неприемлем, для предотвращения деградации общества и его элиты необходимо кардинально менять положение дел в массовой школе. И здесь не надо «изобретать велосипед». Очевидно, что без укрепления дисциплины, без возвращения авторитета учителя все разговоры и «о важном», и о «внедрении» педагогических «инноваций» и «передовых технологий», о «совершенствовании программ» останутся втуне.
Соответственно, первоочередными мерами должны быть, во-первых, введение ощутимых штрафов для родителей (за ненадлежащее выполнение конституционной обязанности по воспитанию детей) за асоциальное поведение детей и, в особенности, за оскорбление учителя при исполнении служебных обязанностей; и во-вторых, воссоздание советской системы спецучреждений для малолетних с устойчиво девиантным поведением и профтехучилищ для тех, кто не желает или не может учиться в старших классах, подготавливающих в вуз (количество последних, кстати, необходимо радикально сократить).
Если кого-то смущает обращение к советскому опыту, то можно поучиться и у других, тем более что российским чиновникам к этому не привыкать. Например, у Китая и Израиля, успехи которых, особенно Китая, в образовательной сфере (а также в сфере экономики и в социальном развитии) общеизвестны.
О жёсткой дисциплине (в частности, учителя обязательно приветствуют поклоном) и серьёзнейшей учебной нагрузке в китайской школе, как и о том, что в старшие классы попадают только те, кто доказал, что хочет и может учиться, нечего и говорить. Но и в Израиле (не говоря уже о той роли, которую в этой стране играет традиционная школа со строгим отбором) либеральничают только в младших классах, а в старшие отбирают не более 50% учеников.
И для «особенных» детей, конечно же, существуют «особенные школы», никакой «инклюзии». Так что поучиться есть у кого, было бы только желание и верно определенная цель. Но вот с этим у российских чиновников от образования и, возможно, не только у них, дела, похоже, обстоят «не очень».
Во всяком случае, непонятно, что мешает, не откладывая, хоть завтра начать реальную борьбу, например, с матерной бранью в школьных стенах. Ведь она стала уже почти нормой даже для детей 8-12 лет, даже учителей как только не кроют. Удивительно, но на этот счёт нередко можно услышать, что, мол, мат — это часть нашего языка, что это тонкая сфера и бороться с ним надо, главным образом повышая «общую культуру». Когда слышишь, подобное, остается только недоумевать — чем мотивированы такие рассуждения?
И интересно было бы уточнить — чьего это «нашего» языка частью является мат? Артистов, которые со сцены «выражаются»? Или «писателей», которые литературных выражений найти не могут? Так таких артистов и «писателей» в приличном обществе на порог никогда не пускали и не пускают.
И непонятно, в чём же-таки «тонкость» вопроса, зато вполне ясно, что борьба с матерной бранью посредством повышения «общей культуры» будет иметь примерно тот же эффект, что и борьба с воровством или коррупцией (они ведь тоже часть нашей жизни, от которой никуда не деться) посредством чтения лекций о нравственности.
Как бы там ни было, ясно, что надо с чего-то начинать, и не откладывая, ибо движение российской школы в либеральной колее — это дорога в пропасть, путь от всё большей профанации к гарантированному самоуничтожению. С началом СВО российское общество начало освобождаться от либерального идеологического дурмана. Пора и российской школе преодолеть лукавое «гуманистическое обаяние» либеральной «педагогики».
Сергей Иванов
______________________________________________________
*Экстремистская организация, запрещена на территории РФ
Комментариев нет:
Отправить комментарий