В ответ на удары по российской территории американскими и англо-французскими ракетами большой дальности ATACMS и Storm Shadow Владимир Путин 21 ноября заявил: «Мы считаем себя вправе применять наше оружие против военных объектов тех стран, которые позволяют применять своё оружие против наших объектов». О ракетах и не только о них мы беседуем с бывшим начальником штаба Северного флота вице-адмиралом в отставке Сергеем Симоненко.
– Сергей Викторович, в советские времена выдвиженцев на высокие командные должности вызывали на беседу в военный отдел ЦК КПСС. А с вами кто-нибудь из Кремля беседовал перед назначением вас командиром дивизии, а потом – командующим флотилией и начальником штаба Северного флота?
– Нет. Всё решал военный совет Северного флота. Долго мурыжили с назначением командиром 31-й дивизии ракетных подводных крейсеров стратегического назначения (РПКСН) в 1993 году. Уже тогда было понятно, что с Украиной нам не по пути, а у меня фамилия украинская. И только когда члены военного совета узнали, что я родился в селе Борисово Кагановичского района Амурской области, а детство провёл в Белогорске той же области, моё назначение состоялось.
А когда решался вопрос о моём назначении командующим 3-й флотилией атомных подводных лодок, со мной вообще никто не беседовал даже в военном совете Северного флота. Во времена Советского Союза это было самое мощное в мире оперативно-стратегическое объединение ракетных подводных крейсеров стратегического назначения. 14 декабря мы отметили 55-летие нашего объединения.
– Чем объяснить, что кандидатов на высокие должности перестали вызывать в Москву? Больше стали доверять командирам или у новой власти были другие заботы?
- Тут много вопросов возникает. Может быть, и доверия стало больше, и нехватка времени, и неопределённость новых административных структур. Был период, когда назначение офицера на должность согласовывали с полномочным представителем президента в Северо-Западном федеральном округе.
– Смену президентов Российской Федерации в 2000 году вы встретили в должности командующего 3-й флотилией атомных подводных лодок Северного флота. Что изменилось в боевой деятельности вашего объединения после 1 января 2000 года?
– Сначала ничего не менялось. Да и не могло измениться. Я всегда говорю: стратегическое дело не терпит суеты. В Москве шла своя жизнь, в базе подводных лодок Гаджиево – своя.
Когда второй экипаж РПКСН К-117 «Брянск» под командованием капитана 1 ранга Сергея Рачука стрелял с северного полюса по боевому полю Кура на Камчатке, американцы развернули в Баренцевом море две многоцелевые атомные подводные лодки. Две наши лодки проекта 971 «Щука-Б» «сели» им на хвост и вытеснили с маршрута возвращения нашего ракетного крейсера. Потом я поднял две пары противолодочных самолётов средней дальности Ил-38, и они гнали американцев до самого Норвежского моря. С оперативной точки зрения, с точки зрения контроля за действиями противника – это была успешная противолодочная операция. Но её никто не оценил по достоинству, вообще сделали вид, что не заметили, потому что Россия по инерции пыталась дружить с Америкой. И только мюнхенская речь президента Владимира Путина в феврале 2007 года обозначила водораздел, который всегда был между Россией и США.
После Мюнхена вытеснение американской атомной подводной лодки типа Virginia из российских территориальных вод в районе острова Уруп Курильской гряды уже широко освещалось в печати. Политическая ситуация изменилась.
– Вы помните осень 1983 года? Вы вернулись в Гаджиево после обучения на Высших специальных офицерских классах ВМФ и были назначены старшим помощником командира ракетного подводного крейсера К-424 по боевому управлению. Помните, опустевшие причалы в базе атомных подводных лодок? Что тогда произошло?
–В 1983 году США разместили в Европе свои баллистические ракеты средней дальности «Першинг-2». В ответ 24 ноября 1983 года были приняты меры по обеспечению безопасности Советского Союза, которые назвали «ответными мерами Юрия Андропова». Они заключались в том, что Северный флот отправил к восточному побережью США почти все свои подводные лодки с ядерным оружием на борту. На нашей флотилии было три дивизии подводных крейсеров. Каждая дивизия в течение года выполнила от 18 до 22 боевых служб, то есть походов в заданные районы. То есть один экипаж заканчивал боевую службу, возвращался в базу, его менял второй экипаж и выходил в море.
По 240 суток лодка находилась в море. Это обеспечивало постоянное нахождение у восточного побережья Америки в Западной Атлантике пяти-шести подводных крейсеров, вооружённых ракетами, которые имели подлётное время до целей на территории США 8–10 минут. Это был наш ответ на американские «Першинги» в ФРГ и Турции. Когда американцы убрали свои ракеты, мы перестали так агрессивно вести себя у восточного побережья США.
– Людей хватало в экипажах?
– Не всегда. Приходилось прикомандировывать. В один год у меня было аж три боевых службы.
– На организме отразилось?
– У нас в базе от причала до казармы дорога поднимается в гору. После трёх автономок по 78 суток я преодолевал её с несколькими остановками. После каждой боевой службы подводников в приказном порядке отправляли в санаторий для восстановления здоровья.
– Горбачёв со скепсисом оценил эффективность ответных мер Юрия Андропова.
– А как ещё предатель может их оценить? Только так!
– Бывший посол США в РФ Джон Хантсман однажды заявил, что каждый американский авианосец – это 100 тысяч тонн международной дипломатии. Так, наверное, можно назвать и наши ракетные подводные крейсеры стратегического назначения, хотя они весят в пять с половиной раз меньше?
– Накануне встречи Леонида Брежнева с Джеральдом Фордом во Владивостоке в ноябре 1974 года атомная подлодка нашей флотилии единственный раз выполнила стрельбу по полигону Кура ракетой с семью боевыми блоками. Все блоки попали по точкам прицеливания. Эта стрельба дала советской стороне веский переговорный аргумент для подписания советско-американского меморандума об ограничении различных вооружений, включая стратегические средства доставки ядерного оружия.
– Что сегодня убедило бы европейских политиков отказаться от планов Пентагона разместить американские ракеты средней дальности в Европе?
– Только наши ракеты на границе с Евросоюзом. Например, «Орешник». Не страшен выговор для волка, для волка лишь страшна двустволка. (Флотская интерпретация басни «Волк-травоед», написанной Сергеем Михалковым в 1945 году – МК).
– Сколько городов вероятного противника мог уничтожить залп одного такого подводного крейсера стратегического назначения?
– Когда в 34 года я стал молодым командиром подлодки «60 лет Великого Октября», мне было интересно и я подсчитал: если выпустить половину боекомплекта (восемь ракет Р-29Д) – и Англии нет.
– А если бы залп выполнили все лодки 3-й флотилии?
– Ну, это надо считать. Лодки были разные и ракеты разные, у одной моноблочная головная часть, у другой – разделяющаяся на три боевых блока с индивидуальным наведением. Если считать все блоки, то, в теории, залпа одной лодки с лихвой хватило бы на уничтожение от 48 до 160 городов, таких, как Хиросима, с населением свыше 340 тыс. человек. Ну, а флотилии – умножайте ещё примерно на 15. Однако это избыточное количество. Если ракеты «развозят» сотни блоков, можно забыть о противоракетной обороне (ПРО), о «неприемлемом ущербе» и думать только о выживании. А надо учитывать всю совокупность военных, экономических и политических факторов. Например, исходя из критерия Макнамары и доктрины Шлезингера, удар 61 ядерным боезарядом по инфраструктурным стратегическим объектам на территории США американцы посчитали бы неприемлемым ущербом.
– Командир знает, куда нацелена ракета?
– Нет, эта информация закодирована. Но у командира есть полётные задания в виде кода на все случаи. Мы называем это «магазином полётных заданий». Командир в этом «магазине» выбирает тот «товар», на который указал президент, но сам командир не знает, куда полетит ракета. Это не его «грядка». Управляет оружием президент, а командир – только обеспечивает нахождение корабля в нужном месте.
– С 30 мая 1994 года, по договорённости с США, Великобританией и Францией, в российских стратегических ядерных силах, осуществляется режим «нулевого полётного задания», то есть ракеты никуда не нацелены. Это имеет существенное значение для морского ракетного оружия?
– Я бы сказал, что «нулевое полётное задание» – фраза ни о чём. Полётное задание вводится в ракету тогда, когда получена команда президента на пуск ракеты. Командир должен уложиться в жёсткий норматив выполнения этой команды. Для этого ему надо знать точное место крейсера, соблюдать скрытность плавания и держать назначенную ракетную готовность. Вся материальная часть постоянно работает. Такая жизнь в прочном корпусе идёт посменно – четыре через восемь часов круглые сутки в течение нескольких месяцев. А у командира, зачастую, – четыре через четыре. Для людей это очень напряженный режим.
– Сколько времени занимает ввод полётного задания?
– Немного.
– В интервью корреспонденту вечерних новостей «60 минут» на телеканале CBS Эду Брэдли (Ed Bradley) Игорь Сергеев, в то время – генерал-полковник, главнокомандующий Ракетными войсками стратегического назначения, сказал, что для большинства ракет это вопрос минут.
– Сергеев сказал правду.
– Верховный Главнокомандующий на расширенной коллегии Минобороны 16 декабря, говоря о новых способах доведения полётных заданий, поставил перед оборонно-промышленным комплексом задачу в дальнейшем «рассчитывать их в режиме реального времени по оперативно выявленным целям».
– Это не для стратегических ядерных сил. У нас цели давно выявлены. Мы можем перенацелиться, но для этого Верховный Главнокомандующий должен принять решение: такой-то континент (не будем называть государства) исключить, а этот – включить. В перспективе расчёт полётных заданий, конечно, будет убыстряться. Это связано с ростом быстродействия бортовых вычислительных систем, которые рассчитывают и вводят в ракету данные для стрельбы.
На ракетных подводных крейсерах 1-го поколения командир в присутствии замполита и командира боевой части-2 (БЧ-2) вводил полётное задание для каждой ракеты вручную с помощью перфокарты. Но это – дела давно минувших дней. Сейчас все операции выполняет электроника.
– На совещании с руководством Минобороны, представителями ВПК и разработчиками ракетных систем глава государства сказал об «Орешнике», что «запас таких систем, готовых к применению, у нас имеется». Сколько ракет сейчас может быть в запасе?
– Это зависит от этапа испытаний. Их может быть три, а может быть и шесть. На государственные испытания «Синевы», например, мне давали три ракеты. Думаю, пуск «Орешника» 21 ноября был не первым и не последним. Об этом свидетельствует статистика системы предупреждений NOTAM. Это официальные извещения лётному составу о временном резервировании зон ограничения полётов над ракетным полигоном Капустин Яр с 27 ноября по 30 ноября и с 10 по 13 декабря. Но сейчас счёт ракетам идёт, наверное, уже больше, чем на единицы. Глава государства сказал, что решение по серийному производству принято и, собственно говоря, оно практически уже организовано. Поэтому сейчас, спустя более месяца, любое предполагаемое количество ракет надо увеличивать в большую сторону.
– После удара «Орешником» по «Южмашу» многие ждут продолжения. Что мешает повторить?
– Прежде всего надо отметить, что Верховный Главнокомандующий решил провести испытательный пуск экспериментальной ракеты как боевой. Это уже говорит о его решительности и решимости. А продолжение будет, когда начнётся серийное производство ракет. Это произойдёт очень скоро, вероятно, уже в первой половине 2025 года, потому что во второй половине, как сказал президент, по мере наращивания серийного выпуска, «Орешник» будет размещён и на территории Беларуси.
– Подводные лодки Северного флота дважды в год в ходе тренировок стратегических ядерных сил осуществляют пуск одной баллистической ракеты с борта подводной лодки из района Баренцева моря по боевому полю Кура. Не пора ли в учебно-показательных целях бахнуть «Синевой» в неядерном снаряжении из приполярных районов Арктики по правительственному кварталу в Киеве, чтобы преподать наглядный урок западным политикам из недружественных стран? Ведь технически это возможно?
– Технически – возможно, но нецелесообразно.
– Почему?
– Это очень дорогое удовольствие.
– То же самое, слово в слово, мне сказал конструктор ракеты.
– Ракета должна нести ту полезную нагрузку, для которой она предназначена.
– Забрасываемый вес её полезной нагрузки 2800 кг. Разве этого мало для Банковой?
– Конструкция головной части ракеты не предназначена для других боевых блоков кроме ядерных. На полигон Кура прилетает болванка размером с огнетушитель. Что кроме смеха она вызовет у наших врагов? Применение «Синевы» в обычном снаряжении будет выглядеть абсурдным и не послужит наглядным уроком для западных политиков из недружественных нам стран. Так что пусть баллистические ракеты межконтинентальной дальности останутся нашим последним аргументом. А Банковую, если возникнет необходимость, оставим «Орешнику». Но, думаю, и он не понадобится.
– Третья задача, поставленная Верховным Главнокомандующим – активное внедрение опыта, полученного в ходе специальной военной операции. Сколько времени потребуется морякам на её выполнение, исходя из результатов почти трёхлетнего участия Черноморского флота в СВО?
– Приведу простой пример. Нам на Северном флоте в прошлом веке понадобилось шесть лет, чтобы освоить технически новые, неизвестные для нас многоцелевые атомные подводные лодки проекта 971 «Щука-Б». У подводников Тихоокеанского флота этот процесс затянулся ещё больше. Дело в том, что система подготовки в учебных центрах отставала от техники. Нам, северянам, было немножко легче, потому что мы находимся в относительной близости от конструкторского бюро и завода-строителя лодок этого проекта, нам помогали проектанты и строители, а до тихоокеанцев, в силу их отдалённости, эта помощь доходила с большим опозданием.
Так и сейчас. Если в учебных центрах будут современные тренажёры, опыт, полученный в ходе СВО, будет внедряться гораздо быстрее и главное – без потери людей и техники. А без тренажёров учиться придётся в бою. Это аксиома. При этом экономия на тренажёрах обойдётся дороже. Так что срок выполнения «третьей задачи» зависит в первую очередь от промышленности. И этот срок, наверное, будет немаленьким. Если даже развитие дронов и обеспечение ими войск в рамках традиционной схемы «крайне затруднительно», сказал министр обороны на итоговом заседание Техсовета Минобороны, то что тогда говорить о новых сложных тренажёрах для обучения командиров кораблей и соединений современной тактике ведения войны на море. Есть у нас время ждать? Оно давно закончилось.
- А люди есть?
– Их надо готовить, развивать в них самостоятельность. Командиров очень долго отучали от самостоятельности. Когда на борту есть старший начальник, командир самоустраняется от принятия решения. Ты о ситуации доложил старшему – старший принял решение. Всё! Ты уже снял с себя ответственность. Такие люди – целое явление на флоте. У нас был заслуженный флотоводец, который любил говорить: «Все корабли в базе, в море никого нет, вахта расставлена – я спокоен». За время службы он не подписал ни одного важного документа.
Слава богу, сейчас техника надёжнее стала. Нет таких энергоёмких систем, которые были раньше. Повсюду – электроника, малые токи, защита, ничего не греется так, что рукой не дотронуться, поэтому уменьшилось количество предпосылок к возникновению пожаров на борту, хотя под водой всегда надо быть готовым к борьбе с огнём. Качество техники стало намного лучше. Служить стало безопасней. Сформированные экипажи. В них остались только те, кто дорожит службой. А профессионализм людей многое значит, особенно в дальних походах, особенно в Арктике. Кораблям надо больше плавать, а морякам – ходить в море. И тогда у нас всё будет в порядке. Источник
– Сергей Викторович, в советские времена выдвиженцев на высокие командные должности вызывали на беседу в военный отдел ЦК КПСС. А с вами кто-нибудь из Кремля беседовал перед назначением вас командиром дивизии, а потом – командующим флотилией и начальником штаба Северного флота?
– Нет. Всё решал военный совет Северного флота. Долго мурыжили с назначением командиром 31-й дивизии ракетных подводных крейсеров стратегического назначения (РПКСН) в 1993 году. Уже тогда было понятно, что с Украиной нам не по пути, а у меня фамилия украинская. И только когда члены военного совета узнали, что я родился в селе Борисово Кагановичского района Амурской области, а детство провёл в Белогорске той же области, моё назначение состоялось.
А когда решался вопрос о моём назначении командующим 3-й флотилией атомных подводных лодок, со мной вообще никто не беседовал даже в военном совете Северного флота. Во времена Советского Союза это было самое мощное в мире оперативно-стратегическое объединение ракетных подводных крейсеров стратегического назначения. 14 декабря мы отметили 55-летие нашего объединения.
– Чем объяснить, что кандидатов на высокие должности перестали вызывать в Москву? Больше стали доверять командирам или у новой власти были другие заботы?
- Тут много вопросов возникает. Может быть, и доверия стало больше, и нехватка времени, и неопределённость новых административных структур. Был период, когда назначение офицера на должность согласовывали с полномочным представителем президента в Северо-Западном федеральном округе.
– Смену президентов Российской Федерации в 2000 году вы встретили в должности командующего 3-й флотилией атомных подводных лодок Северного флота. Что изменилось в боевой деятельности вашего объединения после 1 января 2000 года?
– Сначала ничего не менялось. Да и не могло измениться. Я всегда говорю: стратегическое дело не терпит суеты. В Москве шла своя жизнь, в базе подводных лодок Гаджиево – своя.
Когда второй экипаж РПКСН К-117 «Брянск» под командованием капитана 1 ранга Сергея Рачука стрелял с северного полюса по боевому полю Кура на Камчатке, американцы развернули в Баренцевом море две многоцелевые атомные подводные лодки. Две наши лодки проекта 971 «Щука-Б» «сели» им на хвост и вытеснили с маршрута возвращения нашего ракетного крейсера. Потом я поднял две пары противолодочных самолётов средней дальности Ил-38, и они гнали американцев до самого Норвежского моря. С оперативной точки зрения, с точки зрения контроля за действиями противника – это была успешная противолодочная операция. Но её никто не оценил по достоинству, вообще сделали вид, что не заметили, потому что Россия по инерции пыталась дружить с Америкой. И только мюнхенская речь президента Владимира Путина в феврале 2007 года обозначила водораздел, который всегда был между Россией и США.
После Мюнхена вытеснение американской атомной подводной лодки типа Virginia из российских территориальных вод в районе острова Уруп Курильской гряды уже широко освещалось в печати. Политическая ситуация изменилась.
– Вы помните осень 1983 года? Вы вернулись в Гаджиево после обучения на Высших специальных офицерских классах ВМФ и были назначены старшим помощником командира ракетного подводного крейсера К-424 по боевому управлению. Помните, опустевшие причалы в базе атомных подводных лодок? Что тогда произошло?
–В 1983 году США разместили в Европе свои баллистические ракеты средней дальности «Першинг-2». В ответ 24 ноября 1983 года были приняты меры по обеспечению безопасности Советского Союза, которые назвали «ответными мерами Юрия Андропова». Они заключались в том, что Северный флот отправил к восточному побережью США почти все свои подводные лодки с ядерным оружием на борту. На нашей флотилии было три дивизии подводных крейсеров. Каждая дивизия в течение года выполнила от 18 до 22 боевых служб, то есть походов в заданные районы. То есть один экипаж заканчивал боевую службу, возвращался в базу, его менял второй экипаж и выходил в море.
По 240 суток лодка находилась в море. Это обеспечивало постоянное нахождение у восточного побережья Америки в Западной Атлантике пяти-шести подводных крейсеров, вооружённых ракетами, которые имели подлётное время до целей на территории США 8–10 минут. Это был наш ответ на американские «Першинги» в ФРГ и Турции. Когда американцы убрали свои ракеты, мы перестали так агрессивно вести себя у восточного побережья США.
– Людей хватало в экипажах?
– Не всегда. Приходилось прикомандировывать. В один год у меня было аж три боевых службы.
– На организме отразилось?
– У нас в базе от причала до казармы дорога поднимается в гору. После трёх автономок по 78 суток я преодолевал её с несколькими остановками. После каждой боевой службы подводников в приказном порядке отправляли в санаторий для восстановления здоровья.
– Горбачёв со скепсисом оценил эффективность ответных мер Юрия Андропова.
– А как ещё предатель может их оценить? Только так!
– Бывший посол США в РФ Джон Хантсман однажды заявил, что каждый американский авианосец – это 100 тысяч тонн международной дипломатии. Так, наверное, можно назвать и наши ракетные подводные крейсеры стратегического назначения, хотя они весят в пять с половиной раз меньше?
– Накануне встречи Леонида Брежнева с Джеральдом Фордом во Владивостоке в ноябре 1974 года атомная подлодка нашей флотилии единственный раз выполнила стрельбу по полигону Кура ракетой с семью боевыми блоками. Все блоки попали по точкам прицеливания. Эта стрельба дала советской стороне веский переговорный аргумент для подписания советско-американского меморандума об ограничении различных вооружений, включая стратегические средства доставки ядерного оружия.
– Что сегодня убедило бы европейских политиков отказаться от планов Пентагона разместить американские ракеты средней дальности в Европе?
– Только наши ракеты на границе с Евросоюзом. Например, «Орешник». Не страшен выговор для волка, для волка лишь страшна двустволка. (Флотская интерпретация басни «Волк-травоед», написанной Сергеем Михалковым в 1945 году – МК).
– Сколько городов вероятного противника мог уничтожить залп одного такого подводного крейсера стратегического назначения?
– Когда в 34 года я стал молодым командиром подлодки «60 лет Великого Октября», мне было интересно и я подсчитал: если выпустить половину боекомплекта (восемь ракет Р-29Д) – и Англии нет.
– А если бы залп выполнили все лодки 3-й флотилии?
– Ну, это надо считать. Лодки были разные и ракеты разные, у одной моноблочная головная часть, у другой – разделяющаяся на три боевых блока с индивидуальным наведением. Если считать все блоки, то, в теории, залпа одной лодки с лихвой хватило бы на уничтожение от 48 до 160 городов, таких, как Хиросима, с населением свыше 340 тыс. человек. Ну, а флотилии – умножайте ещё примерно на 15. Однако это избыточное количество. Если ракеты «развозят» сотни блоков, можно забыть о противоракетной обороне (ПРО), о «неприемлемом ущербе» и думать только о выживании. А надо учитывать всю совокупность военных, экономических и политических факторов. Например, исходя из критерия Макнамары и доктрины Шлезингера, удар 61 ядерным боезарядом по инфраструктурным стратегическим объектам на территории США американцы посчитали бы неприемлемым ущербом.
– Командир знает, куда нацелена ракета?
– Нет, эта информация закодирована. Но у командира есть полётные задания в виде кода на все случаи. Мы называем это «магазином полётных заданий». Командир в этом «магазине» выбирает тот «товар», на который указал президент, но сам командир не знает, куда полетит ракета. Это не его «грядка». Управляет оружием президент, а командир – только обеспечивает нахождение корабля в нужном месте.
– С 30 мая 1994 года, по договорённости с США, Великобританией и Францией, в российских стратегических ядерных силах, осуществляется режим «нулевого полётного задания», то есть ракеты никуда не нацелены. Это имеет существенное значение для морского ракетного оружия?
– Я бы сказал, что «нулевое полётное задание» – фраза ни о чём. Полётное задание вводится в ракету тогда, когда получена команда президента на пуск ракеты. Командир должен уложиться в жёсткий норматив выполнения этой команды. Для этого ему надо знать точное место крейсера, соблюдать скрытность плавания и держать назначенную ракетную готовность. Вся материальная часть постоянно работает. Такая жизнь в прочном корпусе идёт посменно – четыре через восемь часов круглые сутки в течение нескольких месяцев. А у командира, зачастую, – четыре через четыре. Для людей это очень напряженный режим.
– Сколько времени занимает ввод полётного задания?
– Немного.
– В интервью корреспонденту вечерних новостей «60 минут» на телеканале CBS Эду Брэдли (Ed Bradley) Игорь Сергеев, в то время – генерал-полковник, главнокомандующий Ракетными войсками стратегического назначения, сказал, что для большинства ракет это вопрос минут.
– Сергеев сказал правду.
– Верховный Главнокомандующий на расширенной коллегии Минобороны 16 декабря, говоря о новых способах доведения полётных заданий, поставил перед оборонно-промышленным комплексом задачу в дальнейшем «рассчитывать их в режиме реального времени по оперативно выявленным целям».
– Это не для стратегических ядерных сил. У нас цели давно выявлены. Мы можем перенацелиться, но для этого Верховный Главнокомандующий должен принять решение: такой-то континент (не будем называть государства) исключить, а этот – включить. В перспективе расчёт полётных заданий, конечно, будет убыстряться. Это связано с ростом быстродействия бортовых вычислительных систем, которые рассчитывают и вводят в ракету данные для стрельбы.
На ракетных подводных крейсерах 1-го поколения командир в присутствии замполита и командира боевой части-2 (БЧ-2) вводил полётное задание для каждой ракеты вручную с помощью перфокарты. Но это – дела давно минувших дней. Сейчас все операции выполняет электроника.
– На совещании с руководством Минобороны, представителями ВПК и разработчиками ракетных систем глава государства сказал об «Орешнике», что «запас таких систем, готовых к применению, у нас имеется». Сколько ракет сейчас может быть в запасе?
– Это зависит от этапа испытаний. Их может быть три, а может быть и шесть. На государственные испытания «Синевы», например, мне давали три ракеты. Думаю, пуск «Орешника» 21 ноября был не первым и не последним. Об этом свидетельствует статистика системы предупреждений NOTAM. Это официальные извещения лётному составу о временном резервировании зон ограничения полётов над ракетным полигоном Капустин Яр с 27 ноября по 30 ноября и с 10 по 13 декабря. Но сейчас счёт ракетам идёт, наверное, уже больше, чем на единицы. Глава государства сказал, что решение по серийному производству принято и, собственно говоря, оно практически уже организовано. Поэтому сейчас, спустя более месяца, любое предполагаемое количество ракет надо увеличивать в большую сторону.
– После удара «Орешником» по «Южмашу» многие ждут продолжения. Что мешает повторить?
– Прежде всего надо отметить, что Верховный Главнокомандующий решил провести испытательный пуск экспериментальной ракеты как боевой. Это уже говорит о его решительности и решимости. А продолжение будет, когда начнётся серийное производство ракет. Это произойдёт очень скоро, вероятно, уже в первой половине 2025 года, потому что во второй половине, как сказал президент, по мере наращивания серийного выпуска, «Орешник» будет размещён и на территории Беларуси.
– Подводные лодки Северного флота дважды в год в ходе тренировок стратегических ядерных сил осуществляют пуск одной баллистической ракеты с борта подводной лодки из района Баренцева моря по боевому полю Кура. Не пора ли в учебно-показательных целях бахнуть «Синевой» в неядерном снаряжении из приполярных районов Арктики по правительственному кварталу в Киеве, чтобы преподать наглядный урок западным политикам из недружественных стран? Ведь технически это возможно?
– Технически – возможно, но нецелесообразно.
– Почему?
– Это очень дорогое удовольствие.
– То же самое, слово в слово, мне сказал конструктор ракеты.
– Ракета должна нести ту полезную нагрузку, для которой она предназначена.
– Забрасываемый вес её полезной нагрузки 2800 кг. Разве этого мало для Банковой?
– Конструкция головной части ракеты не предназначена для других боевых блоков кроме ядерных. На полигон Кура прилетает болванка размером с огнетушитель. Что кроме смеха она вызовет у наших врагов? Применение «Синевы» в обычном снаряжении будет выглядеть абсурдным и не послужит наглядным уроком для западных политиков из недружественных нам стран. Так что пусть баллистические ракеты межконтинентальной дальности останутся нашим последним аргументом. А Банковую, если возникнет необходимость, оставим «Орешнику». Но, думаю, и он не понадобится.
– Третья задача, поставленная Верховным Главнокомандующим – активное внедрение опыта, полученного в ходе специальной военной операции. Сколько времени потребуется морякам на её выполнение, исходя из результатов почти трёхлетнего участия Черноморского флота в СВО?
– Приведу простой пример. Нам на Северном флоте в прошлом веке понадобилось шесть лет, чтобы освоить технически новые, неизвестные для нас многоцелевые атомные подводные лодки проекта 971 «Щука-Б». У подводников Тихоокеанского флота этот процесс затянулся ещё больше. Дело в том, что система подготовки в учебных центрах отставала от техники. Нам, северянам, было немножко легче, потому что мы находимся в относительной близости от конструкторского бюро и завода-строителя лодок этого проекта, нам помогали проектанты и строители, а до тихоокеанцев, в силу их отдалённости, эта помощь доходила с большим опозданием.
Так и сейчас. Если в учебных центрах будут современные тренажёры, опыт, полученный в ходе СВО, будет внедряться гораздо быстрее и главное – без потери людей и техники. А без тренажёров учиться придётся в бою. Это аксиома. При этом экономия на тренажёрах обойдётся дороже. Так что срок выполнения «третьей задачи» зависит в первую очередь от промышленности. И этот срок, наверное, будет немаленьким. Если даже развитие дронов и обеспечение ими войск в рамках традиционной схемы «крайне затруднительно», сказал министр обороны на итоговом заседание Техсовета Минобороны, то что тогда говорить о новых сложных тренажёрах для обучения командиров кораблей и соединений современной тактике ведения войны на море. Есть у нас время ждать? Оно давно закончилось.
- А люди есть?
– Их надо готовить, развивать в них самостоятельность. Командиров очень долго отучали от самостоятельности. Когда на борту есть старший начальник, командир самоустраняется от принятия решения. Ты о ситуации доложил старшему – старший принял решение. Всё! Ты уже снял с себя ответственность. Такие люди – целое явление на флоте. У нас был заслуженный флотоводец, который любил говорить: «Все корабли в базе, в море никого нет, вахта расставлена – я спокоен». За время службы он не подписал ни одного важного документа.
Слава богу, сейчас техника надёжнее стала. Нет таких энергоёмких систем, которые были раньше. Повсюду – электроника, малые токи, защита, ничего не греется так, что рукой не дотронуться, поэтому уменьшилось количество предпосылок к возникновению пожаров на борту, хотя под водой всегда надо быть готовым к борьбе с огнём. Качество техники стало намного лучше. Служить стало безопасней. Сформированные экипажи. В них остались только те, кто дорожит службой. А профессионализм людей многое значит, особенно в дальних походах, особенно в Арктике. Кораблям надо больше плавать, а морякам – ходить в море. И тогда у нас всё будет в порядке. Источник
Комментариев нет:
Отправить комментарий