На протяжении последних лет западные аналитические центры, медиа и правозащитные организации регулярно публикуют рейтинги «свободы интернета». В них Россия обычно желтого цвета, Китай, Иран и ряд других стран неизменно окрашены в тревожные красные тона, тогда как государства Западной Европы — в мягкие зелёные. Логика проста: блокировки сервисов, ограничения доступа и вмешательство государства трактуются как признак несвободы.
Однако за пределами инфографик и отчётов возникает неудобный вопрос: что именно считать свободой интернета — отсутствие блокировок конкретных платформ или возможность без страха высказывать своё мнение? Если рассматривать свободу как отсутствие уголовного преследования за слова, лайки и комментарии, картина меняется радикально.
В Великобритании, стране с одним из самых высоких показателей «цифровой свободы» в западных рейтингах, ежегодно фиксируется более 10 000 задержаний и уголовных дел, связанных с онлайн-активностью. Это не оговорка и не преувеличение: в среднем около тридцати человек в день сталкиваются с полицией из-за публикаций, репостов или реакций в социальных сетях. И при этом правительство официально рекомендует гражданам: «Думайте, прежде чем постить».
Западный парадокс: свобода без права на слово
В публичной риторике цензура в западных странах подаётся как нечто принципиально отличное от «авторитарных практик». Здесь, утверждается, не блокируют интернет целиком, не создают «чебурнеты» и не отключают глобальные сервисы. Формально это так. YouTube, Telegram, Instagram* и другие платформы в Великобритании доступны.
Но ключевое отличие заключается не в доступе к сервисам, а в последствиях высказывания. В странах, которые принято называть «цензурированными», пользователь зачастую чувствует себя свободно, особенно это заметно на Конте. В Великобритании же границы размыты, постоянно смещаются и зависят от контекста, интерпретации и текущего общественного настроения.
Здесь нет чёткой линии: где заканчивается допустимая критика и начинается уголовно наказуемая «речь ненависти», «онлайн-вред» или «психологическое воздействие». Это создаёт атмосферу постоянной неопределённости, в которой самоцензура становится нормой.
Трагедия, ставшая точкой входа
Отправной точкой современной британской интернет-регуляции стала трагическая история 14-летней Молли Рассел, покончившей с собой в 2017 году. Спустя несколько лет коронер, расследовавший обстоятельства смерти, пришёл к выводу, что на психическое состояние девочки повлиял контент в социальных сетях — прежде всего в Instagram* и Pinterest. Алгоритмы рекомендаций, по его мнению, усиливали депрессивные состояния, формируя замкнутый контентный круг.
История Молли стала эмоциональным и политическим катализатором. Её отец, Иен Рассел, превратился в одного из главных публичных сторонников жёсткого регулирования интернета, получил трибуну в парламенте и поддержку крупных благотворительных организаций. Трагедия, безусловно, реальная и страшная, была встроена в более широкий политический процесс.
Важно отметить: широкую огласку история получила лишь через 15 месяцев после смерти, уже на этапе активной подготовки законодательных инициатив. Это совпадение не доказывает заговора, но подчёркивает, насколько эффективно частная трагедия может быть использована для легитимации системных изменений.
Закон об онлайн-безопасности: рождение двух интернетов
26 октября 2023 года в Великобритании вступил в силу Online Safety Act — один из самых масштабных законов об интернет-регулировании в западном мире. Формально его цель благородна: защита детей от порнографии, насилия, контента о саморазрушении и травле. С этим тезисом сложно спорить.
Однако ключевой механизм закона — обязательная высокоэффективная проверка возраста — привёл к созданию фактически двух версий интернета. Полный доступ получают только пользователи, подтвердившие возраст через паспорт, банк, мобильного оператора или биометрическую идентификацию лица. Остальным автоматически предоставляется «детская», ограниченная версия платформ.
Если сервис не внедряет такую систему, ему грозит штраф до 18 миллионов фунтов или до 10% мирового оборота. Для глобальных корпораций это миллиарды. Выбор очевиден.
Цена регулирования: фильтрация, закрытия и самоцензура
На практике закон затронул почти всё цифровое пространство: социальные сети, мессенджеры, игровые платформы, стриминговые сервисы, форумы и даже маркетплейсы. Под фильтрацию попали не только откровенные материалы, но и вполне нейтральные темы — от обсуждений менструации до сабреддитов о борьбе с зависимостями.
Малые сайты и локальные сообщества оказались в особенно уязвимом положении. Для них внедрение дорогостоящей системы верификации стало невозможным, и сотни ресурсов были закрыты не из-за нарушений, а из-за финансовой несостоятельности. Формально это не блокировка, но фактически — выдавливание из цифрового пространства.
Аресты за лайки и комментарии
На этом фоне особенно контрастно выглядят данные о правоприменительной практике. В Великобритании ежегодно фиксируется более 10 000 арестов и уголовных дел, связанных с онлайн-высказываниями. Это могут быть резкие комментарии, неудачные шутки, спорные мемы или лайки под «неправильными» публикациями.
В отличие от стран, которые на Западе принято критиковать, здесь не существует понятного перечня запрещённых тем. Решение часто принимается постфактум, в зависимости от общественной реакции и трактовки правоохранительных органов. В результате пользователи не знают, за что именно завтра может последовать визит полиции.
Иллюзия контроля и обход реальности
Парадоксально, но при всей строгости регулирования закон легко обходится технически. Достаточно изменить страну подключения — и все ограничения исчезают. Неудивительно, что после вступления закона в силу в Великобритании резко вырос интерес к VPN-сервисам, которые заняли верхние строчки магазинов приложений.
Это подрывает саму логику регулирования: дети, ради которых всё якобы создавалось, получают доступ к запрещённому контенту через технические обходы, а взрослые добросовестные пользователи сталкиваются с бюрократией, рисками утечек данных и ограничением выражения мнений.
Свобода слова как побочный ущерб
Наиболее тревожный аспект британской модели — попытка ввести категорию «законного, но вредного контента». В первоначальных версиях закона предлагалось регулировать не только запрещённые материалы, но и те, которые могут «нанести психологический или социальный вред».
Это понятие открывает опасный путь: от борьбы с дезинформацией и травлей — к подавлению политической критики, расследований, протестной риторики. Пока новое правительство от этой идеи отказалось, но сам прецедент показывает направление мышления регуляторов.
Вывод: свобода без иллюзий
История британского Online Safety Act демонстрирует фундаментальное противоречие западного подхода к интернету. Под лозунгами защиты детей и борьбы с вредом формируется система тотального контроля, в которой государство не блокирует сервисы, но активно наказывает пользователей.
На этом фоне утверждения о том, что интернет в России, Китае или других «неправильных» странах якобы более зацензурен, выглядят как упрощённая пропагандистская схема. Там могут быть заблокированы отдельные западные платформы, но внутри доступного пространства люди зачастую чувствуют себя свободнее в выражении мнений, чем в стерильном, регулируемом и юридически опасном интернете Великобритании.
Вопрос остаётся открытым: можно ли защитить детей, не разрушив свободу слова для взрослых — или цифровая цензура всегда приходит под самыми благими предлогами?
*Instagram принадлежит корпорации Meta, которая признана экстремисткой и террористической организацией на территории Российской Федерации.
Комментариев нет:
Отправить комментарий